Дыхание Голгофы

Теперь я ходил в штаб, как на работу. Пришлось уплотнить свой график и где-то ослабить клиентуру. Познание выборных технологий шло параллельным курсом с моими встречами с населением. График таких встреч висел напротив меня, то есть, рядом со столом Фроси, которая делала в нем свои пометки красным, зеленым и синим карандашами. Зеленый, то есть высший балл. Его было явно  меньше всех остальных. Разумеется, после каждой моей встречи шел подробный «разбор полетов». Редкий случай, когда Фросе что-то нравилось, она всегда чем-то была недовольна, ворчала. Конечно, это угнетало меня. Но тем не менее «процесс шел». Пресса весьма положительно реагировала на мою кандидатуру. Мелкие уколы не в счет. Первые, самые предварительные итоги опроса общественного мнения определили нам третье место. Вначале действующий Глава, потом коммунисты и третьи мы, но с небольшим отставанием от компартии. Моя раскрутка в прессе шла под грифом «незаурядной личности», способной составить конкуренцию любому лидеру. Тут были и выражения типа «плейбой, ворвавшийся в стихию большой политики» и «скромный военный доктор, который познал в Афгане, почем фунт лиха» и т.д. и т.п. Однако, Фрося от таких перлов вовсе не тащилась.

- Лучше бы нас били, унижали. В России за убогих да несчастных – народ горой. Радоваться рано, - брюзжала она. И мне - Часто не сори формой в связке с Афганом. Это война. Не только горе, а наше национальное безумие. Чаще в гражданке. И на листовках тоже. У тебя лицо далеко не урода.

Впрочем, занудство Фроси по отношению ко мне не было таким уж очевидным. Иногда она меняла гнев на милость и тогда общение с ней, как с весьма умным, интеллигентным человеком, было очень приятным. А вот ее отношения с начальником штаба Антиповым явно не заладились. Она обвиняла подполковника во всех смертных грехах – от неуклюжести до тугодумства. И хотя Александр Николаевич весьма дотошно следил за процессом, четко корректировал график и торчал в конторе едва ли не до полуночи, но в мелочах терялся, где-то забывал. Иногда за Антипова вступался Батищев, но осторожно, не глубоко. Как-то он сказал подполковнику:

- Саша, ну прими ты эту стерву, какая она есть. Не рви душу. Спокойнее реагируй. Не навсегда ж это.