Дыхание Голгофы

  А я его не любил. Не принял сразу. Наверное, так бывает. Ну атлет, ну красавец и улыбка - само обаяние, а на донышке этих, в небесной сини, глаз - лед. Впрочем, наши дороги пересекаются по степени нужды: я - врач, Чудов — армейский политик. Кажется, его также душой не приняли офицеры части. Пробежал слушок, что майор - отпрыск серьезного генштабиста и в Афган его кинули за боевой строкой в личное дело. Но тосты всякий раз «рисует», аж дух захватывает. И неважно, за себя или «за того парня». И стакан держит как-то набекрень, небрежно. Позер, но цену себе знает. Где-то осторожен, где-то нежен. Словом, впечатляет и фактурой, и образом. Наверное, таким и должен быть комиссар, духовник- идеолог и, само собой, «проводник линии партии». Стакан поднимает первым, и все подхватывают за ним. Даже командир наш, Семеныч. Правда, всякие слова в полуночном застолье вяжутся хреново — все за день зверски устали. Да разве только за день — похоже, у этой войны нет конца. Иммунитет на исходе. Пара  скабрезных шуток и анекдот на предмет знойного юга и девичьих ножек  застревают на третьей стременной и я, воспользовавшись моментом, желаю отпускнику всяческих удовольствий и откланиваюсь. Меня даже Семеныч не удерживает, я - при больных. Только глухой ночью ударили из минометов «духи». Обстрел оказался на редкость вязким. И снаряды суки ложили плотно. Пока отцы-командиры с бодуна организовывали оборону, а «духов» уж и след простыл. Пылали столовая и технические ангары. Несколько мин угодили в казарму и как итог - четверо убитых, с десяток раненых. Двое - тяжело. По связи я едва докричался до Баграма — обещали прислать санвертушку. Но уже и рассвет заскулил, а ее все нет. Опять кричу и опять обещают:

- Скоро, капитан. Ждите. Вы не одни, духи вокруг совсем осатанели.

- А моим тяжелым все хуже и хуже, - доложил командиру и выдохнул еще в сердцах. - Чего они там чешутся?! До госпиталя пятьдесят километров. Сколько тут минут на вертушке.

- Вот что, Гаврила Алексеевич, трупы в «Урал», а раненых - к себе в «таблетку». Заодно и отпускника бросите в аэропорт. А то он уже притомился в теме, — распорядился Илья Семенович и, подумав о чем-то своем, добавил. - Ну и «броник» сопровождения на всякий случай.

За минувшие несколько часов полковник Шмелев, наш Семеныч, как-то огруз, поскучнел. Седина на висках засеребрилось ярко, назойливо.  Обстрелы бывали и раньше, но с такими потерями впервые.