Дыхание Голгофы

- Случай. Как у тебя с Галкой. В одном купе из Москвы ехали. Ну, глаз я на девушку положил. Тронула душу. Разговорились. Воронежская. Ездила в Москву, хотелось ей поваром устроиться в какой-нибудь приличный ресторан. Она торгово-кулинарное училище закончила. Какие-то там родственники в столице. Но испугалась. Куда не сунется, везде мужики пристают. А девушка она честная. В общем, полночи толковали в тамбуре про жизнь. Ну, я и решился. Сошел следом за ней в Воронеже и потащил жениться. Уговорили в ЗАГСе начальство. Показал документы, срочно, мол, командировка к черту на рога.  Пожените нас, люди… Расписали. Я б может и не решился, но убедила меня дева, что не тронутая. И я рискнул.  Посидели в кафешке, шампанского выпили. Сирота она. У тетки воспитывалась. Ну а брачная ночь - в гостинице.

- Ну, и как риск? Благородное дело? – рассмеялся я.

- Так точно. Честная девчонка. Факт. Девятнадцать лет исполнилось. Такое нынче редкость. Да нишняк, братуха. А пироги  шьет, пальчики оближешь! Счас оценишь.

- Значит, ты в отпуске. Домой ехал и заодно прибомбил дивчину и на показ, да? – все так же весело предположил я.

– Они еще не знают. За столом объявим, что расписались. – У Федора самодовольно поблескивали глаза. – Я думаю, они простят, что без благословения, учитывая специфику моей работы… Какой отпуск, брат?! До очередного вызова. Спецназ, сам понимаешь, он и в Африке спецназ. Блюдем интересы державы.

- Нравится?

- У нас не спрашивают. Приказ. Нравится не нравится, спи моя красавица, - шлепнул он меня по коленке. – Пока Бог милует. Хотя пацанов теряем. Пуля ж – дура. Ладно, капитан, пошли в дом стариков радовать.

Федор выплюнул недокуренную сигарету, встал и толкнул дверь.

- Ну, ты меня понял. О своих проблемах ни-ни…

- Гаврюша, сынок?! – шагнул мне навстречу  отец, а следом за ним и мама. Обнялись, отец прижался колючей щекой и я почувствовал слезу. – Так неожиданно, сынок.

А сзади мама: «Пусти меня, Алексей, за тобой не успеешь», - взмолилась она.

Я обнял и мать и сердце тронула боль – она стала как-будто меньше ростом, такая маленькая, ломкая. Кажется, ее сотрясали мелкие судороги плача.

- Мама, мамочка моя, я тебе как врач запрещаю волноваться, - пытался я обуздать этот сгусток тяжелой энергии в потоке материнской любви… И не мог.