Дыхание в басовом ключе (СИ)

Рельеф давали концерт в славном городе Саратове и Хан, бывший в ту пору не разлей вода с ритм-гитаристом в плане потаскаться по бабам, познакомился с девушкой. Ну, как познакомился? Поймала она не особо сопротивлявшегося парня прямо после выступления и предложила... хм... ну, скажем, пообщаться поближе. Возражений не последовало и без лишних проволочек поехали к ней домой. Ночь была долгой и жаркой, а с утра собиравшийся потихоньку улизнуть Хан обнаружил на кухне всё честное семейство при полном параде – отец, мать, старшая сестра и жизнерадостный щенок афганской борзой.

В пылу ли страсти, в пьяном ли угаре, но не сообразил он, заваливаясь в квартиру ночью, поинтересоваться, одна ли девушка живет.

Вот и просидел там полдня, игнорируя бесчисленные звонки потерявших его ребят и вынужденный общаться с родственниками своего одноразового развлечения. Да и не общение это было, а скорее допрос с пристрастием да элементами давления. А все потому, что отец девицы оказался чрезвычайно заинтересованным в данном общении майором милиции. С такими не шутят. И таким не объяснишь в двух словах разницу между быстрым перепихом и любовью до гроба. Хотя, насчет гроба возможны варианты.

К полудню его уже называли сыночком, а сама девчонка даже не пыталась предпринять каких-либо попыток разрешить недоразумение. Напротив, ситуация ее, кажется, более чем устраивала, и она уже во всю примеривалась к новой фамилии. В общем, Хан и сам не поверил своей удаче, когда его, после долгих нотаций и, чего греха таить, откровенных запугиваний, вдруг отпустили, взяв напоследок обещание никогда больше не попадаться главе семейства на глаза.

Рассказав ребятам о таком, мягко сказать, напрягающем приключении, он дал клятвенный зарок никогда больше и ни под каким видом не связываться с незнакомыми нимфоманками. А на следующий день, абсолютно неожиданно для всех, пошел туда опять. И специально вечером, когда все семейство, включая перепугавшего его до чертиков отца, наверняка было в сборе.

Шес тогда, помнится, только пальцем у виска покрутил и обозвал искателем экстрима.

Встретили его настороженно. Девушка попыталась было утянуть в свою комнату, но Хан, аккуратно вывернувшись, уединился на кухне с отцом. О чем они там говорили, осталось тайной до поры до времени, только вышли они чрезвычайно довольные и как будто договорившиеся о чем-то.

До отъезда Хан заскакивал к ним еще несколько раз, всегда по вечерам. Девушку немного смущало его ровное скорее братское, чем хоть в какой-то мере романтическое, поведение. С другой стороны это было объяснимо, поскольку встречи их проходили под неусыпным надзором семьи, при котором особо не пофлиртуешь.

По большому счету, эти вечерние чаепития устраивали всех, кроме старшей сестры, отчего-то невзлюбившей Хана с самого первого дня. Точнее, изначально, она восприняла его довольно равнодушно, философски относясь к загулам своей младшей сестры. Но вот после повторного визита словно взбесилась и всё пыталась открыть младшей глаза да наставить на путь истинный, убеждая, что Хан неподходящая партия. Но кто бы её слушал. Тем более, что отец не был против.

И вот настало время вернуться в Москву. Хан чуть ли не каждую неделю заказывал в Саратове доставку цветов, ходил угрюмый и мрачный, и сутками напролет писал. Его лучшие любовные тексты были написаны в тот период. Ребята только диву давались, что же произошло. И только Шес, к тому времени уже разобравшийся, что к чему, загадочно улыбался.

И так бы это и продолжалось, наверное, еще долго, если бы месяца через четыре, осмелев после всех этих подарков и прилагавшихся записок, девушка не начала мягко намекать, мол, пора бы уже выводить отношения на новый уровень. Вон подруга ее замуж недавно вышла, сестра предложение получила, а она чем хуже?

И Хан словно взбесился. Разгромив после этого звонка студию и подравшись с Шесом, он неожиданно... заслал сватов.

Представьте себе удивление мирных жителей Саратова, когда томное утро выходного дня прервали резкий звонок в дверь и нарисовавшиеся вслед за ним непередаваемо колоритные Шес с Грегом.

- У Вас товар, у нас купец, – заявил сверкающий свежеподбитым глазом ударник Рельефа, внаглую проходя на кухню. – Будем торговаться или так отдадите?

- Ох, ты ж батюшки! – хлопнула в ладоши опешившая мать семейства и помчалась будить Андрюшкину зазнобу, боязливо косясь по пути на утыканного пирсингами, как ежик колючкам, Грега. И только отец спокойно посмотрел на них, закурил и сообщил:

- Будет не просто. Он в курсе?

- Разберемся, – пообещал Шес, тоже прикуривая.

Минут через пятнадцать на кухне появилась сверкающая и разодетая невеста.

- О! – Шес затушил сигарету, поднялся со стула и направился к ней. – То, что надо! Берем, – и неожиданно дернул за руку... стоящую за ее спиной сестру.

Какой был скандал!

Обиженная девушка ни за что не хотела признавать, что поводов Хан не давал, что подарки слал не ей, и что она, будучи кареглазой, никак не могла быть “моей любимой сероглазой девочкой”, как гласили абсолютно все прилагавшиеся записки.