Дыхание в унисон

Пока родители были на Камчатке, мы привыкли все свои проблемы и не проблемы решать самостоятельно. По возвращении мама с папой опять взяли нас под крыло — со всей любовью и деликатностью, но мы уже сами стали на крыло, нас манила свобода хотя бы в масштабах семейного очага. И тут как раз моего мужа пригласили работать в соседнюю столицу — Минск. Тем более это как бы его малая родина, мой Вадим Романович, в быту Дима, родом из Белоруссии. И человек он довольно известный, несколько лет был абсолютным чемпионом Литвы по гимнастике. Забегая вперед, скажу, что он и потом, на тренерской работе был более чем успешен, и школа Олимпийского резерва, которую он сначала построил и долгие годы возглавлял в Минске, ее и теперь называют школой Шегельмана, выпустила не одну плеяду спортсменов, прославлявших родину, да и позднее еще одна такая же школа была создана под его руководством в Вильнюсе. Мы спустя годы туда вернулись, как бы ближе к «родным пенатам» (хотя точнее признать, что к родным могилам), и в этой школе он проявил себя так, что и по сей день коллеги помнят и ценят, хотя уже четвертый десяток лет, как мы живем в Израиле.

Это все я к тому, что жизнь моя текла в тени двух знаменитостей — сестры и мужа. Я, насколько могла, старалась не позиционироваться как родственница. На своем достаточно скромном месте старалась быть самой собой и только самой собой. Работала в книжном издательстве, между прочим, старшим научным редактором. Растила сына, вела дом, понемногу писала, в основном рассказы, иногда и стихи, потом, когда папы не стало, ухаживала за мамой, у нее было больное сердце. Проще говоря, никого не трогала, «примус починяла» и довольствовалась тем авторитетом, какой сумела себе добыть собственной жизнью, не вмешивая близких с их возможностями. Но одно исключение все же случилось, и об этом я должна рассказать.

Я заканчивала университет, муж работал преподавателем на кафедре физвоспитания в пединституте, все еще чемпионствовал на состязаниях всех уровней, да и успехи в тренерской работе уже мог предъявить при необходимости. В институте стали все громче поговаривать о грядущем сокращении штатов и, понизив голос, добавляли, что это на фоне заметно возрастающего государственного антисемитизма. Не дожидаясь крайних ситуаций, мой муж собрал все свои чемпионские грамоты и медали, красный диплом каунасского института физвоспитания (есть более серьезное полное название, но так понятнее) и отправился в ближайшую столицу Минск. Всей езды тогда было 3 часа электричкой, говорить не о чем. И, как я уже сказала, его тут же пригласили на тренерскую работу. Этот год, пока я готовила и защищала диплом, мы так и жили в основном в электричке. А потом я с новеньким своим, выстраданным бессонными ночами (у меня тогда уже был маленький ребенок) университетским дипломом приезжаю в Минск, мы получаем от спортивного клуба роскошное жилье — комнату размером 11 квадратных метров в форме трамвая с дверью и окном на торцах и соседкой вдовой полковника с ее сундуком в общей прихожей (это после вильнюсских родительских апартаментов с трехцветным дубовым паркетом, лепниной на потолке, изразцовыми голландскими печами и высотой потолков чуть ли не четыре с половиной метра) — и начинаем самостоятельную семейную жизнь с моих поисков работы.

Каждое утро я отправлялась на ее поиски. Вечером возвращалась ни с чем. Изумляться нечего, я напоролась на житейское воплощение сиюминутной политики — все тот же пятый пункт, пятая графа, пятый угол. Пятая точка. Чувство такое, что я уже была везде и везде получила отказ. Как жить?

— Лина, ну как жить? Вот ты как живешь? У тебя такого не бывает, что ли? Или ты в каком-то другом мире, не там, где мы все? Научи ты меня, что делать. А то мне уже кажется, что я никому на свете не нужна, ни на что не гожусь, только котлеты жарить… — это наш с сестрой телефонный разговор, в те времена это было сложное мероприятие — пойти на почтамт, заказать разговор, дождаться связи… в общем, не соскучишься.

— Ты только в панику не впадай. Научить я тебя не могу, нет такой науки. Не буду врать, что я ни с чем таким не сталкиваюсь, ты же видела по телевизору эту неприличную конференцию, которую организовал антисионистский комитет советских евреев — на всю жизнь макнули. Я думаю, там не только нас, участников, но и самого председателя, дважды героя Советского Союза Драгунского, да всех нас, как цыплят на зерно, пропагандой приманили. Да разве лишь это, родная, всего не перескажешь, только успевай поворачиваться! Но помочь тебе я все же попробую. Жди.

Ну конечно, все должно быть хорошо. Лина обещала — расшибется, но все сделает. Не было такого, чтоб сестра не выполнила обещанного. За всю жизнь не было. Если в принципе можно помочь, она поможет… Если… Надо просто подождать.

Ждать пришлось совсем недолго. Да, я, обжегшись неудачами, сестре, конечно, верю, она в жизни меня не подводила, но сама уже ничего особо и не жду.