– Хорошо, останьтесь еще на одну ночь, Сэндис, но потом…
Старый учитель нахмурился.
Сэндис ослепила Куртца искренней и радостной улыбкой. «И где она только этому научилась?»
– Я пошел. – Рон запихал последнюю ложку овсянки в рот, проглотил кашу и сполз со стула. – Надо бы приодеться, а то люди решат, что мне изрядно досталось от жизни, и теперь я побираюсь с протянутой рукой.
– Превосходная мысль, – поддел его Куртц, не скрывая насмешки.
Пропустив колкость мимо ушей, Рон кивнул ему, благодаря за кашу.
– Я скоро: одна нога здесь, другая – там.
Он скользнул взглядом по Сэндис, схватил с края стола волшебным образом выстиранную рубашку, натянул ее и выскочил за дверь.
На крышу Рон залезать не стал: дрожащие, как кисель, ноги плохое подспорье в прыжках на высоте. Да и волшебная сила амаринта иссякла, хотя артефакт, покоился, как обычно, в правом кармане его брюк. Покружив по ближайшим к жилищу Куртца улицам и переулкам, он умыкнул из стоявшей на крыльце бельевой корзины куртку с капюшоном и быстро нацепил на себя. Куртка разила уксусом и висела на нем мешком, но теперь, по крайней мере, он выглядел как все: утро выдалось на удивление холодным, и его рубашка возбуждала недоуменное любопытство. Рон набросил на голову капюшон и решил взять конный экипаж.
Конечно, денег было раз-два и обчелся, а прогулка до тайников неплохо размяла бы его мышцы, но путь к ним лежал неблизкий, а он обещал Сэндис обернуться как можно быстрее. Он не хотел заставлять ее ждать даже сейчас, когда она находилась в надежных руках.
Он нанял
Не теряя надежды, Рон отправился на ближайший рынок. Рынок, как и положено в утренние часы, шумел и галдел. Притаившись между палатками и лавочками, Рон выжидал, пока не заметил полупустой фургон, двигавшийся на восток. Припустив к нему, он осторожно, чтобы фургон не качнуло, запрыгнул на задок. По счастью, возницы не обернулись. Он почти доехал до последнего тайника, как вдруг какой-то босяк тоже решил прокатиться на дармовщинку и устроиться рядом с Роном. Возницы оказались настороже и громкими криками прогнали и его и Рона. Спрыгнув с края фургона, Рон спешно свернул в первый же переулок и затерялся в сумятице и неразберихе улиц, круживших между дешевыми доходными домами. Достаточно попетляв, он снова вынырнул на главную улицу. Рон был уверен, что за ним никто не следил: он постоянно косился через плечо и ни разу (ни разу!) не заметил ничего подозрительного. Однако береженого Бог бережет.
Рон направился к захудалому трактиру, торчавшему здесь испокон веков. Ставни его покосились, в углах шебуршали крысы, но отбою от посетителей у хозяев не было никогда: бедняки – люди непривередливые, для них сойдет и такая халупа. С чувством непередаваемого отвращения Рон поспешно свернул за угол и двинулся к черному ходу. Наткнулся на строительный забор и оторопел: неужели на этом жалком клочке земли собираются что-то возводить? Еще один дом? Амбар? Да этот город скоро превратится в настоящий муравейник!
Кусая губы, Рон встал возле черного хода, проверил, нет ли кого поблизости, и протянул руку к обвисшему карнизу. Пошарил пальцами в мокрой от дождя грязи, и…
Дыхание его пресеклось.
Записка.
Он вытащил бумагу, сжал в ладони и чересчур быстро, сгорая от нетерпения, зашагал по задворкам. Пробежал мимо матери, лупцующей сынка, заходящегося в крике, завернул за угол и уселся на крыльцо высокого и узкого жилого дома. Развернул послание. Кто-то не поскупился – купил самую лучшую, белую, писчую бумагу.
Далее следовала полнейшая абракадабра, которую Рон без труда расшифровал. А вот попадись это письмо «доброжелателю», который, в надежде на вознаграждение, отнес бы его в полицию, «алые» не поняли бы ни слова.
До указанной в адресе улицы было идти и идти. Не то чтобы очень далеко для такого гигантского города, как Дрезберг, но и не близко. Засунув записку в карман с амаринтом, Рон нашел подходящую водосточную трубу и взобрался на крышу.
Недавнюю ломоту во всем теле как рукой сняло – чудеса, да и только.