Дым и зеркала (сборник)

В два часа я иду по знакомому Лондону, то есть

он был мне знаком, пока делитом

из него не убрали важное нечто,

и вижу в костюме при галстуке человека;

как кормящая мать, прижимает псион-органайзер

а тот тянет свой хладный рот в поисках титьки,

знакомо мне это чувство, и слежу я, как дыхание

превращается в облачко пара.

Холод собачий в Лондоне, никогда не подумаешь,

что ноябрь; из-под земли доносятся звуки,

то поезда грохочут.

Странно: по нынешним временам метропоезд —

почти легенда,

а ездят в них девственницы да чистые сердцем;

остановки такие: Авалон, Лионесс и острова Блаженных.

Может,

придет открытка, а может, и нет.

А если туда вглядеться, становится ясно:

нет под Лондоном места для метро;

над люком я грею руки.

Из него вырывается пламя. А значительно ниже

мне улыбается бес, машет и корчит он рожи,

как в разговоре с глухими, иль дальними, иль чужаками.

Безупречное действо: то это вылитый гном,

какая программа, выше всяких похвал,

то Альберт Великий заархивирован в трех сидюках,

то Ключи Соломона, и цвет, и без цвета,

и все гримасы,

гримасы,

гримасы.

Экскурсанты вперились в ад через перила,

на обреченных (должно быть,

худшее из испытаний;

вечные муки еще выносимы в достойной тиши,

в одиночку,

но чтоб на людях, жующих

пончики, чипсы, орешки, на людях,

которым не очень-то и интересно…

Должно быть, они, грешники, так же себя ощущают,

как звери в зверинце).

Голуби машут крылами в восходящих из ада потоках,

возможно, им память подскажет,

что где-то поблизости есть тут четыре

льва, и вода, что не замерзает, а еще

истукан; на него экскурсанты глазеют охотно.

Каждый из них заключил сделку с бесом: десяток

чистых дисков за душу.

И каждый увидел родича в пламени том, машет, кричит: Эгей!

Эгей! Дядя Джозеф! Глянь, Нерисса, твой двоюродный дед

дядя Джо,

он умер раньше, чем ты родилась,

это он там, внизу, в трясине, по самые уши в пене

кипящей,

и черви, вон, видишь, ползают по лицу. А прекрасный

был человек. Мы все так рыдали

на кладбище.

Помаши-ка ты дяде, Нерисса, помаши-ка ты дяде.

Продавец голубей рассыпал на булыжниках в извести прутья,

а еще крошки хлеба, и ждет.

И меня приветствует кепкой.

«Ну как вам сегодняшний голубь, небось, понравилось?»

Я, согласно кивнув, шиллинг бросаю

(он вначале подносит руку с железкой: не волшебно ли

золото,

и только после берет в ладонь).

Я говорю: по вторникам. По вторникам приходите.

III.