Дымчатое солнце

– А сын вырос настоящим разочарованием – такой весь из себя правильный, что аж тошнит. В голову не возьму, в кого он такой. Точно не в наше грубое выносливое поколение… У нас были идеалы.

– У него тоже.

Скловский фыркнул.

– Тоже мне идеалы.

– Может, кто-то думает так же о твоих.

Скловский с неудовольствием посмотрел в темноту, но в душе подумал, что Женя может быть права.

– С юности он начал проявлять какие-то странные тенденции к оставлению людей без сожалений. Знаешь, я тоже не любитель прощать предавших, но все хорошо в меру. Всюду он как будто оскорблялся несправедливостью и рвал отношения, если считал, что его предали, им поступились, с ним сотворили несправедливость. Это дошло у него до абсурда. Кем он себя возомнил, что перед ним все должны были бегать на цыпочках? Слишком хорош, чтобы простить? Слишком тщеславен, чтобы понять, что борется за себя, а не за чью-то свободу. Это не характеризовало его с положительной стороны, скорее, наоборот. Без сожаления уйти от человека – что это значит? Бесчувственность? Эгоизм? Безмозглая гордость. Не выяснив, уйти. Просто неуважение даже.

Женя накрепко молчала. Слишком сказанное ранило правдой.

– И что я не так с ним сделал? Дал ему все – бери на блюде. Образование, недоступную литературу… Все недоступное! Лишь бы мальчик развивался. А он из всего этого черти что впитал. Он же лентяй, не хочет упорно работать и цели специально берет такие, где особенно напрягаться не надо, какие-то мифические, недостижимые, где скорее надо бегать и пафосно кричать. Все равно не сбудется, так некого будет винить.

– Нехорошо так говорить…

– Уж как есть. Замалчивать нечего… А Инна была хорошей соратницей. Даже не стала возражать, когда я принес домой маленькую Владлену. Впрочем, тогда нам уже выдали отдельное жилье. Пришлось похлопотать, но оно того стоило. Подобрал ее как воспитанницу, Инна не знала о нашем родстве. У меня были причины думать, что она моя дочь… Впрочем, я так до сих пор не знаю этого наверняка.

Женя, осведомленная об этом секрете мужа, подумала, как отреагировала бы Влада, узнай, что подобрана из беспризорников. Осыпалось бы хоть чуть-чуть ее самомнение, перестала бы она требовать ото всех работы и отдачи, не паразитируя ни на ком, и при этом сама не гнушаясь чужой помощи в делах учебы и спорта? Жене стало противно. Впрочем, это чувство сопровождало ее теперь почти постоянно, особенно при соприкосновениях с мужем и его семьей.

Какое-то время Виктор молчал. Вспомнилась ему странная потертая боль от измены жены. Казалось бы, она, вечно какая-то серая и холодная, значила уже так мало, но шелохнулось при ее выходке тогда его сердце… Зачем ей понадобилось уходить? Он не собирался мстить, попытался простить бы и забыл, если бы она осталась, другие тогда были у него дела. Вот что не давало покоя все эти годы, как-то подспудно преследовало, ненавязчиво белея в дали призраков воспоминаний – неужели она наложила на себя руки из страха, что он отрежет ей все пути, задавит, перевернет, если она уйдет к другому? А стал бы он и впрямь так делать, уйди она не в смерть, а к другому мужчине? Скловский прикрыл глаза, а жевательные мышцы лица напряглись.

– Забавно, что меня, в начале гражданской белого офицера, до сих пор не сцапали. Вот что значит замести следы, взять фамилию умершего, – улыбнулся Скловский, почти засыпая.

Женя растопырила глаза в мясо подушки, и привередливая ткань скребанула ее роговицу.

– Что ты сказал? – спросила она хрипловатым от долгого молчания и груза на душе голосом.

Но он уже спал. Женя, потрясенная, не могла пошевелится, боясь разбудить мужа. Вдруг он открыл это случайно, и, проснувшись, вспомнит?.. Жене стало страшно. Что он может с ней сделать, если больше всего дорожит местом? Да и не в месте дело, тут же до расстрела дойдет…

Но на следующее утро Скловский вел себя как ни в чем не бывало, и, хоть прекрасно помнил свои ночные откровения, посчитал это слабостью изнеженного воспоминаниями дурака. А сама мысль о том, что Женя может ему навредить, не вызывала ничего кроме улыбки. Кроме того, Скловский прекрасно знал, что среди членов политбюро хватает дворян, как ни дико это было. И, напрямик добравшись до того, чтобы стать кандидатом на ту же должность, он знал, что, в отличие от чекистов, их не трогают. Было ли это лицемерием руководящего состава, Виктор Васильевич не знал, но постепенная вера в собственную неуязвимость утверждалась внутри его.