– Вот то-то! – ответил Грант. – Скажи от меня матери, что, если она согласна, я буду, пока у вас дела не наладятся, брать Огонька каждый день на несколько часов работы, а выручку буду делить с вами. Таким образом окупится хоть корм лошадей, а то они вас разорят овсом за это время безработицы. Я зайду завтра днем узнать, что скажет на это твоя мать.
С этими словами он вышел, не слушая благодарности Гарри.
Верно, он договорился с Полли, так как на другой день он и Гарри пришли в конюшню, надели сбрую на Огонька и увели его.
Больше недели Грант приходил за Огоньком. В ответ на благодарность Гарри он всегда, смеясь, отвечал, что Огонек – его счастье, потому что иначе нельзя было бы никогда отдохнуть его собственным лошадям.
Выздоровление Джери подвигалось, хотя и медленно; но доктор объявил, что если он хочет дожить до старости, то должен бросить навсегда извозчичье дело. Дети часто рассуждали между собою, делая разные предположения о том, что теперь станут делать их родители и как бы им, детям, придумать средство тоже зарабатывать.
Раз Огонек вернулся весь в грязи и мокрый.
Грант сказал Гарри:
– На улицах непроходимая слякоть. Вот тебе работы надолго, мой милый. Согреешься, пока будешь чистить лошадь.
– Хорошо, – отвечал Гарри, – я не оставляю ее нечищеной. Я с малых лет приучен к нашему делу.
– Да, кабы все мальчики получали такое воспитание, как ты, то это было бы счастье для них.
Гарри принялся мыть и чесать Огонька; в это время к нам вошла Долли, и по лицу ее можно было судить, что она пришла с интересными новостями.
– Гарри, кто живет в Ферстоу? – спросила она. – Мама получила оттуда письмо, которому она так обрадовалась, что побежала с ним к отцу наверх.
– Там живет госпожа Фаулер, – отвечал Гарри. – Знаешь, это бывшая мамина хозяйка, которую отец встретил прошлым летом. Она еще прислала нам с тобою по пяти шиллингов.
– Ах, помню, помню! Хотела бы я знать, что она пишет маме.
– Мама писала ей на прошлой неделе, – сказал Гарри. – Госпожа Фаулер говорила тогда, чтобы ее известили в случае, если отец захочет бросить извозчичье дело. Долли, сбегай в дом, узнай, что она пишет.
Гарри продолжал водить скребницей по шерсти Огонька; он делал это так ловко, как настоящий конюх.
Через несколько минут Долли прибежала в конюшню; она прыгала от радости.
– Гарри, – заговорила она, – послушай, какая прелесть! Госпожа Фаулер предлагает нам сейчас же переехать в деревню. Поблизости от нее есть свободный дом с садом, с курятником, с яблонями, – ну со всем, со всем, что можно вообразить хорошего! Весной увольняется ее кучер, и она предлагает отцу его место. Кругом есть много помещиков, где ты можешь служить помощником садовника, или в конюхах, или в доме. А для меня там есть хорошая школа. Мама так рада, что она и смеется, и плачет, и папа очень доволен.
– Да, это чудесно, – сказал Гарри. – Самое подходящее дело для отца с матерью. Только я не хочу служить в доме и надевать ливрею со светлыми пуговицами. Я лучше буду работать в саду или при конюшне.
Решено было, что как только здоровье Джери поправится, так вся семья переберется на жительство в деревню, а экипаж и лошадей продадут.
Плохая весть для меня! Я был уже немолод и не мог ожидать чего-нибудь лучшего в своей судьбе. Нигде, со времен Бертвика, я не чувствовал себя таким счастливым, как у моего доброго хозяина Джери. Но все-таки три года извозчичьей езды сказались на моем здоровье. Я был уже не тот, что прежде.
Грант тотчас объявил, что он покупает Огонька. Другие извозчики с нашей биржи предлагали купить меня, но Джери не захотел оставить меня в трудной извозчичьей езде. Грант обещал приискать мне место, где мне будет покойно жить.
Наконец пришел и день расставания. Джери не выходил еще из комнаты, так что я не видал его с кануна нового года. Полли и дети простились со мной в конюшне.
– Милый Джек, добрый старый Джек, – говорила Полли, – как бы я хотела взять тебя с нами в деревню!
Она погладила мою гриву и, наклонившись близко, поцеловала мою шею. Долли тоже целовала меня и плакала, Гарри молча гладил меня; видно было, что ему очень грустно расставаться со мной. А мне-то как больно было покидать их!
XLIII. Яков и барышня
Меня продали одному хлебному торговцу, имевшему свою булочную. Джери знал его; он надеялся на то, что меня здесь будут хорошо кормить и не загоняют ездой. Действительно, я не мог пожаловаться на корм на моем новом месте, и если б хозяин чаще бывал у нас, то меня и работой не мучили бы; но его приказчик не давал никому покоя. Бывало, стоит воз совсем уж нагруженный, а он торопит людей, приказывает еще чего-нибудь наложить.
Возчик Яков, ездивший со мной, часто говорил ему, что нельзя больше наваливать клади, что я не свезу.
– Не стоит два конца делать, – возражал приказчик, – когда можно все в один раз поднять.
Яков, по примеру других возниц, ездил на строгой узде, что мешало мне тащить воз. Через два-три месяца моя тяжелая работа стала на мне отзываться.