Дымная река

Часы на церкви показывали десять утра, деловая суета уже достигла апогея. Пару часов назад ранние паромы из Вампоа доставили моряков, получивших увольнение на берег. По обычаю, ласкары и английские матросы прямиком направились в кабаки Свинского проулка, дабы поскорее напиться. Слух о прибытии войск выманил их на улицу, но было видно, что многие уже изрядно нагрузились: одних здорово качало, другие висли на товарищах.

Сквозь разбухшую толпу Нил протолкался туда, где под растянутым тентом сидел, окруженный свитой, мандарин в церемониальных одеждах. Чуть в стороне, возле флагштока, солдаты сколачивали какое-то странное деревянное сооружение.

Вновь ударили гонги, затрубили морские раковины, и толпа расступилась, пропуская новую группу солдат, которые на двух длинных шестах несли стул, занятый простоволосым человеком в расстегнутой блузе и со связанными за спиной руками. Человек озирался и мотал головой.

Толпа заволновалась, Нил уловил обрывки фраз на восточном диалекте бенгали:

— Харамзадатаке гола-типа майра дибо наки? Мужика удавить собираются, что ли?

— Та нойто ки? Декчис ни, бокачодата кемни кайпа утхтасе… А чего ж еще? Вишь, как хмыря колотит…

Соседями оказались два ласкара из Кхулны, старшина и матрос. Обрадованный встречей с земляком, старшина облапил Нила и поднес бутылку к его губам:

— Накось, глотни, вреда не будет…

Нил попробовал отказаться, но этим только усилил натиск. Самогон, чем-то сдобренный для пущего воздействия, ожег гортань, проскользнув к желудку. Нил высунул обожженный язык и, охлаждая рот, замахал рукой, чем очень развеселил ласкаров. Старшина вновь подсунул ему бутылку. Теперь Нил почти не сопротивлялся, спиртное уже ударило в голову, одарив теплом и дружелюбием. Хорошие ребята, эти ласкары, какой у них забавный деревенский выговор и как приятно поговорить на бенгали! Нил обхватил своих новых друзей за плечи, и вот так, покачиваясь, они наблюдали за подготовкой к экзекуции.

Выпивка сделала ласкаров болтливыми, и они поведали, что служат на корабле Ост-Индской компании «Оруэлл», сейчас стоявшем в Вампоа. В пути их здорово потрепало штормом, и вот при первой возможности они рванули в Кантон, чтоб поскорее забыть о передрягах.

Сквозь гул толпы пробивались голоса их английских сослуживцев:

— …гляньте-ка на этого хрыча…

— …неужто хотят его распять…

— …экое, мать их, кощунство…

Приговоренный стал еще беспокойнее, хотя, накрепко привязанный к стулу, мог только вертеть головой. Длинные волосы, не заплетенные в косицу, но собранные в хвост, хлестали его по лицу и липли к обслюнявленному рту.

По приказу командира, солдат открыл ящик и достал из него трубку.

— …бляха-муха! Что за хрень?

— …дурью попотчуют, чтоб мне лопнуть…

— Опием? Так ему ж за то и прописан пеньковый галстук…

Увидев трубку, узник весь напрягся, взмокшее лицо его перекосилось. Толпа смолкла, когда узнику вставили мундштук в рот, и он жадно, с шумом затянулся. Прикрыв глаза, человек замер, потом выдохнул дым и вновь присосался к трубке.

И тут зловещую тишину прорезал негодующий возглас:

— От имени американцев я выражаю протест!

К мандарину под тентом приблизились три джентльмена в сюртуках и шляпах. Слова их потонули в вознесшемся гуле толпы, но и так было ясно, что разговор, к вящей радости матросов, идет на повышенных тонах.

— …вот так и надо! Нехрен рассусоливать…

— …молодца! Вставь ему хорошенько…

— …а то весь такой из себя…

Разговор с мандарином завершился тем, что американцы подошли к шесту и спустили свой флаг. Потом один из них закричал, обращаясь к толпе:

— Видали, чего здесь творится? Издевательство, небывалое в истории анклава! Хотят устроить казнь прямо под нашим флагом! Ясно, чего они удумали — свалить на нас вину за смерть этого человека! Дескать, мы его подельники! Мало того, казнью здесь, на площади, они намекают, что мы — контрабандисты, торгующие зельем. Эти длиннохвостые обезьяны обвиняют нас — Соединенные Штаты! Англию! — в подлости и преступлении! Что вы на это скажете, парни? Неужто станете терпеть? Позволите осквернить наши флаги?

— …да ни в жизнь…

— …игрищ захотелось, так получат…

— …надерем задницу, коль того желают…

Голос толпы становился все громче, но приговоренный затих и, уронив голову на грудь, как будто дремал, безразличный к своей судьбе. Он не сопротивлялся, когда два солдата его развязали и, вздернув на ноги, повели к устройству, приготовленному для казни. Однако за шаг-другой до него узник вдруг откинул голову, словно только сейчас увидел крест, и тогда странно булькнул горлом, и колени его подломились.

— …видок-то у него паршивый…

— …эва, кажный волос дыбом…

Последняя реплика прозвучала прямо за спиной Нила, и он, обернувшись, увидел дюжего моряка с пустой бутылкой в руке. Матрос неспешно размахнулся, бутылка, кувыркаясь, взлетела над толпой и затем разбилась вдребезги возле солдат, которые тотчас вскинули ружья наизготовку.

— Ах ты, сучий потрох! — завопили матросы, увидев наставленные ни них дула.