Дымная река

Рядом исторгли оглушительную брань ласкары, Нил матерился вместе с ними. Его голос уже не принадлежал ему, но был неотличимой частью слаженного хора незнакомцев, вдруг ставших братьями, и хор этот требовал схватить камень с земли и присоединить его к буре из камней и бутылок, что взвилась над майданом и пролилась на каски конвоиров и навес мандарина. Вскоре солдаты бежали, прихватив с собою узника и прикрывая начальника.

— Да уж, такая забава случается не каждый день! — хохотали моряки, окрыленные победой.

Изгнав неприятеля, толпа занялась трофеями: разломала деревянный крест, навес, стол и стулья, свалила обломки в кучу и, облив самогоном, запалила большой костер. Один матрос сорвал с себя рубаху и швырнул ее в огонь. Другой, подзуживаемый товарищами, туда же отправил свои штаны. Под аккомпанемент ритмичных хлопков в ладоши полуголые моряки пустились в пляс.

Победа, увенчавшаяся срывом казни, пьянила не меньше спиртного, жаркого костра и вопящей толпы. Нил, весь отдавшийся ликованию, не понял, почему новообретенные друзья-ласкары вдруг смолкли и, дернув его за рукав, прошептали:

— Палао, бхай, джалди… Валим, брат! Живо!

— Что случилось?

— Гляди, тьма китайцев… прут сюда…

Через мгновенье град камней обрушился на толпу. Один угодил Нилу в плечо и сшиб его с ног. Приподнявшись с земли, он увидел сотни горожан, хлынувших на майдан: они разламывали изгороди палисадников перед факториями и вооружались штакетинами. Человек шесть с дрынами уже бежали к нему. Нил вскочил и кинулся к ближайшей фактории, в кои-то веки порадовавшись малому размеру анклава — до входа было всего несколько шагов.

Он видел, что двери вот-вот закроют, но запыхался и даже не мог крикнуть, чтоб подождали. К счастью, кто-то его узнал и, придержав дверь, замахал рукой:

— Бхаго, мунши-джи, бхаго! Скорее, скорее!

На самом пороге что-то сильно ударило его в висок. Нил покачнулся и грянулся оземь.

Очнулся он в своей каморке, на своей кровати. В голове бухало — сказались выпивка и удар. Над ним стоял Вико со свечкой в руке.

— Как вы, мунши-джи?

— Ужасно.

Нил попытался сесть, но голову заломило сильнее, и он откинулся на подушку.

— Который час?

— Половина восьмого вечера. Вы все пропустили, мунши-джи.

— Что — все?

— Бунт. Знаете, они чуть не прорвались в фактории. Таранами ломали двери.

— Никто не погиб?

— По-моему, нет. Но вполне мог. Кое-кто из саибов взялся за оружие. Вообразите, что было бы, если б они начали стрелять в толпу. К счастью, полиция прибыла раньше и в считаные минуты очистила майдан. И вот, когда буча улеглась, кто же появился?

— Кто?

— Британский представитель капитан Эллиотт. Он как-то узнал о беспорядках и с отрядом сипаев и ласкаров примчался из Макао. Если б толпа еще не разошлась, его люди, наверное, открыли бы огонь, и тогда неизвестно, чем бы оно все обернулось. Слава богу, к тому времени кавардак закончился.

— И что сделал капитан Эллиотт?

— Созвал митинг и выступил с речью, что ж еще? Мол, ситуация выходит из-под контроля, и теперь он самолично проследит, чтобы английские шлюпки не доставляли опий в Кантон.

— Вон как? — Нил медленно сел и потрогал забинтованную голову. — А как сет-джи? С ним все хорошо?

— Да, вполне. Он отправился в клуб на ужин с мистером Дентом и мистером Слейдом. На улицах тихо. Если б не поломанные изгороди да битое стекло на площади, вроде как ничего и не было.

— Все, как я предсказывал. — Дент мрачно уставился в тарелку. — Вместо защиты наших свобод капитан Эллиотт намерен объединиться с мандаринами и лишить нас прав. Его сегодняшняя речь не оставляет в том никаких сомнений.

Возник стюард с подносом, готовый подать йоркширский пудинг. Бахрам не любил это блюдо, однако заметил, что его нынешний вариант, пышный, исходящий паром, заметно отличается от обычного размоклого месива.

Нынче клубная челядь была услужлива как никогда, словно искупая вину за давешние беспорядки. Перед ужином стюард шепнул Бахраму: зная его любовь к маканезским кушаньям, он приберег нечто необычное — хрустящие дольки сушеной трески, осьминога на гриле и рис с жареной уткой. Бахрам обрадовался, но сейчас, глядя на горку риса, увенчанную сочными кусками утки, обжаренной до цвета красного дерева, почувствовал, что потерял интерес к еде.

А вот аппетит Слейда последние события, похоже, только разожгли — редактор жадно расправлялся с огромным ростбифом.

— Да уж, немыслимое позорище! — проговорил он с набитым ртом. — Это вопиющий кошмар, что капитан Эллиотт выступает с подобными заявлениями. Сдается, он метит на должности полицмейстера и главного таможенника Поднебесной!

— И заметьте, он вводит ограничения именно для английских торговцев, — подхватил Дент. — Уму непостижимо!

— Это лишний раз доказывает, что он ни черта не смыслит в сложившейся ситуации, — сказал Слейд. — Эллиотт понятия не имеет, что так называемую контрабанду начали американцы. Ведь первые шлюпки с опием отвалили от бостонской шхуны «Коралл», верно?

— Да, так и было!