— Видите ли, мистер Модди… — Сперва интендант что-то мямлил, ходя вокруг да около, но наконец добрался до сути: — Вам, я уверен, известно, что сей остров — место заточения Наполеона Бонапарта. Ваши спутники горят желанием встретиться с ним, и он дал согласие. Но при одном условии.
— Каком?
— Бонапарт заявил, что примет ваших попутчиков только после встречи с вами, мистер Модди.
— Со мной? — изумился Бахрам. — Но почему?
— Понимаете, мистер Модди, он прослышал, что на борту «Каффнеллса» пребывает зороастрийский принц.
— Кто? — вытаращился Бахрам. — Какой еще принц? Зачем он ему понадобился?
Откашлявшись, интендант пустился в объяснения:
— Знаете ли, мистер Модди, одно время Бонапарт воображал себя новым Александром Македонским. Из Египта он хотел двинуться на Персию и Индию, повторив путь великого полководца. Похоже, он даже возмечтал встретить Дария у врат Персеполя, как было с Александром…
В голове Бахрама зашумела кровь — для него, как и всего его рода, не было никого ненавистнее, чем двурогий грек[30]
.— Что?! — возопил он. — Какой еще Александр-малександр? Иль не ведаете, что творил тот мерзавец? Разграблял дворцы, сжигал храмы, осквернял жен — мало вам? Он даже совращал юношей. И вы думаете, я покорно отправлюсь на встречу с новоявленным злодеем? Я, по-вашему, сумасшедший, что ли?
— Не извольте беспокоиться, — засуетился интендант. — Бонапарт не причинит вам ни малейшего вреда, он все же француз, а не грек. И потом его интересует не только ваше вероисповедание, он прослышал, что вы ведете дела в Китае, а всем хорошо известно его высказывание об этой стране: лучше пусть она спит, ибо от ее пробуждения весь мир содрогнется.
— В каком смысле? — озадачился Бахрам. — Он считает китайцев сонями, что ли?
— О нет, это, конечно, всего лишь метафора. Осмелюсь предположить, что его весьма интересует сия держава. И это одна из причин, почему он желает встречи с вами.
Бахрам уже изрядно раззадорился и не собирался потакать всяким прихотям.
— Погодите, чего ему надо? То я — Дарий, то — Хубилай![31]
Пусть найдет себе китайца. Зачем ему я?— Прошу вас, мистер Модди, смените гнев на милость! — взмолилась английская дама.
Немного успокоившись, Бахрам задумчиво сложил ладони домиком и барабанил подушечками пальцев. Получить приглашение от того, кто еще недавно был императором, конечно, лестно, однако в одиночку встречаться с человеком, наголову разбивавшим целые армии, неразумно. В ушах зазвучал голос матери, на гуджарати прошептавший поговорку: коль сунул голову в жернов, не удивляйся, что ее размозжит.
Бахрам поскреб бороду и заявил:
— У меня тоже есть условие. На встречу я пойду только вместе с моим добрым другом мистером Карабедьяном.
Собеседники его растерянно переглянулись.
— Помилуйте, к чему это?
— А к тому, что он говорит по-французски и будет моим переводчиком.
— Боюсь, это невозможно, — отрезал интендант. — Я вынужден напомнить, что приглашение не распространяется на вашего друга.
— Что ж, бас, довольно! Не будем тратить время попусту. — Бахрам подхватил подол ангаркхи и сделал вид, что встает. — Я вас покидаю.
— Постойте! Мистер Модди, дорогой!
Вмешательство дам уладило вопрос: было решено, что делегация отправится в десять часов завтрашнего утра.
Задиг, разумеется, подслушал весь разговор и был так признателен своему другу, что тот даже сумел выторговать себе небольшую скидку из оставшейся платы за место в каюте.
Вообще-то Бахрам похлопотал за приятеля и в собственных интересах тоже: интуиция подсказывала, что существует особый протокол встреч с императорами, пусть и свергнутыми, а в вопросах этикета он был слабоват. Ему доводилось встречаться с раджами, махараджами и даже падишахом — шахом Аламом Вторым, когда в Дели тот занимал пошатнувшийся трон империи Великих Моголов. Сей опыт его научил: власть имущие, даже пребывая в стесненных обстоятельствах, чрезвычайно щепетильны во всем, что касаемо их сана.