Дымовая завеса

Он поймал еще пять тяжелых, с литыми телами карасей и одного соменка килограмма в полтора весом, неведомо как выплывшего на простор протоки — сомы в это время обычно сидят в ямах и только ночью, в непроглядной темноте выходят на промысел, — и уже собирался сворачивать снасти, как сзади вновь зарычал Серый.

Широков схватился за нож — понял, почему ожил пес: вновь пришла змея. Похоже, пока Широков не был на делянке, пустующее место его постарались занять змеи. Неужели опять гюрза?

Гюрза. Вторая гюрза была крупнее первой, Серый рычал и пятился от нее. Широков стремительно шагнул вперед, перекинул нож из правой руки в левую — только лезвие блеснуло огнем в красном свете вечера, — змея среагировала на ложное движение, ушла в нижнюю стойку, — пятнистое тело ее излучало шаманское мерцание, — и сделала бросок.

Цели не достигла — Широков изловил ее на лету, ухватил рукой под голову и приподнял. Хвостом змея доставала до земли. Широков сдавил пальцами ее тело прямо под твердым комком головы.

Но удушить змею сложно, скорее задохнешься сам, Широков, напрягаясь, стиснул зубы, краем глаза засек, как Серый ухватил гюрзу за хвост и оттащил чуть назад. Тело гюрзы натянулось, как бельевая веревка.

Изогнувшись, Широков полоснул снизу ножом по этой веревке, с одного раза не перерезал, полоснул вторично, но в то же место не попал, ощутил, что пальцы его сделались липкими от змеиной крови… Стиснув зубы, сипя, он перепилил змеиное тело.

Верхний обрывок гюрзы вместе с головой остался у него в руке, — это была длинная упругая кишка, — остальное Серый оттащил в сторону.

Из руки Широкова капала темная густая кровь — тело змеи словно бы было переполнено этой тягучей жирной жидкостью. Широков коротким движением, без размаха, отбросил змеиную голову с шевелящимся обрезком тела в воду.

На шлепок тут же кинулась какая-то рыба, гулко хлопнула хвостом по воде. Вполне возможно, что это также был сом, только сомы могут издавать такие громкие хлопки.

Было уже темно, хотя воздух еще не пропитался ночными чернилами, солнце закатилось за кромку горизонта — лишь узкая красная полоска светилась недобро над землей, но пройдет минут десять — пятнадцать и полоски этой не станет.

Сомы обычно любят выходить на перекаты, где крутится, шустрит мелочь, и бьют по воде хвостами, будто пастухи своими бичами, удары их бывают похожи на выстрелы, — так сомы глушат молодь, — а потом спокойно, с удовольствием заглатывают ее вместе с водой…

Но время сомовьего разбоя еще не наступило. Тогда кто же открыл «стрельбу»?

Серый быстро пошел на поправку (поездка на реку сыграла свою роль), вскоре пес вновь почувствовал себя сильным, каким был когда-то.

После реки Широков начал выпускать Серого во двор. Пес ходил по двору осторожными недоверчивыми шагами, словно бы измерял длину забора, всех его частей, принюхивался к воздуху, к земле, косо поглядывал на старые сливы, растущие у стен дома, и думал о чем-то своем.

За сливами Анна Ильинична следила тщательно, поливала их в сухую пору года, подкармливала удобрениями, часть урожая продавала на рынке, оставшееся пускала на варенье.

Варенье она любила больше всего на свете, больше мясных и рыбных блюд, на второе место после сливового варенья ставила густой борщ с чесночными пампушками, все остальное в ее продуктовом и поварском репертуарах занимало последующие места.

Иногда во взгляде Серого возникала тоска — жгучая, причиняющая ему боль, лапы неожиданно слабели, и он ложился брюхом на землю, клал на землю и голову, передние лапы как-то по-детски трогательно поджимал под себя и затихал.

Было понятно: Серый в очередной раз переживает то, что уже пережил, — он никак не может прийти в себя и раз за разом прокручивает в цепком собачьем мозгу страшные картины из недавнего былого… По телу его бежит дрожь, в глотке дребезжит, перекатывается с места на место рубленый свинец, следом за дребезжаньем раздается тихий слезный скулеж.

Глаза у Серого делаются влажными, потерянными, как у человека, лишившегося своих родных, но потом все проходит, и пес поднимается с земли.

При виде лежащего пса у Широкова почти всегда — вопреки желанию, невольно, — возникала мысль, что он тоже похож на Серого, так же одинок и ему бывает так же плохо… Наверное, надо снова возобновить попытки отыскать Дарью. В нынешнее компьютерное время это сделать проще, чем десять лет назад… Вдруг повезет?

Человек — существо, которому обязательно подавай улучшенное завтра, он никак не может остановиться на том, что есть сегодня и удовлетвориться этим, не-ет… Широков не был исключением из правил.

Дарью он помнил очень маленькой, какой видел ее в последний раз, такой она и сохранилась в памяти Широкова. А с поры той прошло столько времени, что… что не сосчитать, в общем. Впрочем, сосчитать, конечно, можно, да вот только не хочется.

Дарья, Даша, Дашка… Очень симпатичная была девчушка, этакая рождественская куколка — все, кто видел ее, влюблялись. Уже научилась бойко говорить, знала несколько английских слов, щебетала весело — остановить было трудно… И вот вместо жизни — немота.