Минь понимал разочарование Шкипа, но события обрушились на голову, как тайфун, а фигура полковника, дяди Шкипа, заметно выделялась на окружающем ландшафте. Было логично искать убежища подле него. Если полковнику угодно было задвинуть племянника подальше – что ж, тем лучше. Благодаря полковнику юноша и сам больше не летал на реактивных истребителях и получил причину надеяться, что, может статься, переживёт войну. В настоящее время он водил только вертолёты, и только для нужд полковника. Он часто расхаживал в гражданской одежде и много свободного времени проводил в Сайгоне. Там у него имелась подруга, госпожа Кам, католичка, и по воскресным утрам он ходил с госпожой Кам на мессу, а воскресные вечера проводил у неё дома в обществе её многочисленной родни.
Полёты требовали концентрации, она выматывала мозг. Эта поездка в качестве пассажира чёрного «шевроле» ему очень нравилась. От тебя ничего не требуется – сиди себе, разглядывай испохабленные пейзажи по сторонам трассы 22 и думай о госпоже Кам.
Дядя Хао уже уведомил Миня, что мистер Шкип владеет вьетнамским. В силу этого обстоятельства они с дядей, везя американца в его новое жилище в районе Забытой горы, много не говорили. Минь ехал на переднем сидении, а Шкип – сзади, рядом с одним из своих ящиков. Дядя вёл: обе руки на руле, взгляд вперёд, на лице – глубокая сосредоточенность, рот приоткрыт, как у ребёнка. По чёрной крыше «шевика» барабанил дождь – гроза нагрянула из ниоткуда, как-то рановато в этом году. Дядя Хао попробовал завязать беседу по-английски, но мистер Шкип отвечал ему с неохотой.
– Наверно, нам лучше помолчать.
– Ах, друг мой Хао, – сказал Шкип, – этот дождь вгоняет меня в тоску.
Минь попробовал было и сам испытать свой уровень английского:
– Хорошо научиться радоваться в дождь. Тогда будешь много радоваться, потому что здесь часто бывают дожди.
По-английски это суждение прозвучало довольно глупо.
Дядя нажал на тормоза, и Минь мысленно подготовился к столкновению: прямо по курсу переходил дорогу водяной буйвол. Грузовой автофургон, ехавший навстречу, врезался в животное, а потом, похоже, отскочил, наткнувшись на его толстую шкуру, и остановился боком посреди разбитого дорожного покрытия.
Буйвол опустил голову, словно бы пытаясь что-то вспомнить, несколько секунд простоял неподвижно и сошёл с дороги в высокую траву, мотая рогами из стороны в сторону и покачивая задом – так, будто по бумажному пакету изнутри по очереди молотили два кулака. Хао обогнул заглохший автофургон, а зверь растаял за стеной дождевых струй.
Как только они съехали с трассы 22, начались плохие, почти непроезжие дороги, но пока дядя крутил баранку, они избегали участи завязнуть в грязи.
– Когда подъедем к большому прогибу, – сказал Хао, – буду спускаться быстро, потому что надо будет подниматься по другой стороне.
– Большой прогиб – это что такое?
– Дорога под гору вниз и потом в гору вверх. А на дне там грязь.
– Понятно.
Они говорили по-вьетнамски.
Дядя Хао направил чёрный «шевроле» к долгому спуску, они прохлюпали через полную грязи лужу на дне прогиба и в один рывок вскатились на другую сторону, пока вершина не покорилась им практически полностью и впереди не осталось ничего, кроме неба. Шины потеряли сцепление и завизжали как призраки под пыткой, а «шевик» медленно заскользил назад. Остановились они только в самом низу, утопнув в глинистом иле сантиметров на тридцать. Хао вырубил мотор, и мистер Шкип сказал:
– Отлично. Вот и приехали.
Минь скинул сандалии, закатал штанины выше колена, запахнулся в прозрачный полиэтиленовый дождевик и доковылял до ближайшего крестьянского дома; хозяин дома проследовал за ним обратно до машины, рывками таща за носовое кольцо своего водяного буйвола, привязал верёвку к переднему мосту автомобиля и вытянул их из трясины.
Шкип вгляделся через заднее окно на место, в котором они только что завязли, и пробормотал по-английски:
– Из одной дыры да в другую.
Там, куда Шкип ехал, было не так уж плохо. У него будет газовая плита, некое подобие водопровода и канализации, вероятно, также парочка слуг. Если ему будет угодно, даже горячая ванна. Вилла, как понял Минь, принадлежала семье какого-то француза – врача, специалиста по нарушениям слуха, ныне покойного. Насколько возможно было выяснить, этот француз загорелся желанием побывать в одном из местных туннелей, ушёл его исследовать, да задел растяжку.
Барабанный бой дождевых капель стих до лёгкого постукивания по крыше. Минь открыл глаза. Оказалось, он заснул. Дядя уже снова остановил машину. Похоже, дорога здесь и кончалась – сбегала вниз по берегу, ныряла в речушку, и юноша задался вопросом, неужели придётся теперь ждать какого-нибудь скелетоподобного лодочника в надвинутом на лицо капюшоне, чтобы тот переправил американца через реку к его месту ссылки. Однако Хао продвигался вперёд. Никакая это была не речушка, всего лишь широкий ручей, ответвляющийся от какой-то речки, протекающей где-то вне поля зрения.