– Раз не хочешь играть со мной в игру, так и за столик ко мне не подсаживайся.
На именной нашивке его формы не значилось никакой фамилии: парень её свёл – по-видимому, выжег горящим кончиком сигареты. Вместо опознавательного жетона военнослужащего с его шеи свисал заржавленный консервный нож.
Он расположил пистолет на столике перед собой рядом с пачкой «Парламента» и зажигалкой «Зиппо».
– Нравится эта хрень? «Парламент»-то?
– Не особо, – ответил Джеймс.
– Мне больше достанется.
Он выбил из пачки одну сигарету, взял её в губы и поджёг, провернув всю процедуру одной только правой рукой – левая по-прежнему покоилась на спинке пистолета.
Джеймс сказал ему:
– Сил нет на это смотреть.
– Ну так и нефиг пялиться. Тут тебе не в цирке.
– Как мне свалить из этого вашего дурдома?
– Берёшь и пиздуешь прямо по дороге.
– Ну не пешком же мне до Сайгона тащиться!
Парень почесал кожу головы дулом пистолета.
– Нет, чувак, зачем! Твою жопу первый же встречный хер на мотороллере подберёт. А не первый, так второй.
Дуло пистолета всё ещё упиралось в голову.
– Ты эту хреновину положь лучше, а?
– Мы все умрём, чувак.
– Да у тебя вообще фамилия-то есть? Как тебя звать?
– Кэдволладер.
– Так что насчёт того, чтобы отложить её на минутку? Тогда я смог бы и пивчанского с тобой хлебнуть.
– Я сообщил тебе свою настоящую фамилию. Это большая ошибка.
– Почему ошибка?
– Людям известна твоя фамилия, – сказал он, – и это больно.
– Ну да, понимаю, покалечило тебя, – ответил Джеймс. – В этом-то вся херня и есть.
Белобрысый парень закрыл глаза и какое-то время сидел не шелохнувшись, дыша через ноздри.
– Ох ты ж блин, – произнёс он после долгого перерыва. – Все вы как зомби.
Снаружи приблизился, а потом резко стих гул двухтактного двигателя. Кэдволладер опустил пистолет на стол.
– Француз приехал.
Вошёл тщедушный человечек, наряженный в тартановые бермуды, дзори и рубашку с длинными рукавами. Белый, голубоглазый и лысый. Подтащил стул, как бы собираясь подсесть, но заколебался, заметив оружие.
– Это вам, – сказал он и поставил рядом с рукой Кэдволладера картонную пачку.
Кэдволладер выронил сигарету и оставил её догорать на полу. Надорвал пачку сбоку, и на стол высыпалось с десяток крупных таблеток. Четыре штуки он тут же с плеском бросил в горлышко своей бутылки пива «33», и смесь немедленно вспенилась. Провозгласил тост за здоровье Джеймса:
– Пришла пора что-то менять!
Джеймс окликнул:
– Французик!
– C’est moi.
– По-английски умеешь?
Тот безучастно пожал плечами.
– Кажись, этот засранец собирается что-то нехорошее над собой учинить.
На этот раз Французик передёрнулся всем телом – руками, плечами, приподнялся на цыпочки и слегка поморщился.
– Почему бы нам да не снять себе пару девочек? – предложил Джеймс.
Кэдволладер наблюдал, как таблетки с шипением растворяются в пиве.
– Нельзя просто взять и окрасить всё силой воображения, чтобы это всё выглядело как нечто осмысленное.
– Значит, женская писечка для тебя уже смысла не имеет?
Французик развернул свой стул задом наперёд и уселся на него верхом, вытянув жилистые ноги и облокотив предплечья на спинку.
Кэдволладер поводил рукой над ногой, как бы наколдовывая недостающую часть:
– Вот единственное на этом свете из того, что я видел, что имеет хоть какой-то смысл.
– Неловко, конечно, тебе об этом сообщать, – отважился сказать Джеймс, – но это хуйня полная. Есть ребята, которым куда как хуже пришлось.
– Вот в том-то и штука, Французик. Все мы умрём, верно ведь, а? Ну так вот и пошёл-ка ты на хер. – Кэдволладер взболтал своё зелье и осушил бутылку несколькими глотками. Сел обратно и принялся чистить под ногтями заострённым концом открывалки. – Давай-ка к делу, займёмся стволом.
Старик не пошевелился.
– По-вашему, мне нужен ствол? Разве вам неизвестно, что я француз? Наша война проиграна.
– Есть только один счастливый конец, чувак. Если я не вынесу себе мозги вместе со всем этим миром впридачу, считайте меня ссыклом и пиздоболом.
– Ну тогда до скорого. – Джеймс медленно и, как он надеялся, с безобидным видом встал на ноги.
– Я никого не обидел. Так что не талдычьте мне про карму.
– Я и не талдычу.
– Вот и нефиг.
– Я даже и не знаю толком, что это за карма такая.
– Вот и не надо, тебе же лучше.
– Я тут пройтись собираюсь. Искупнусь, может быть. Так что если ты чего-нибудь тут в итоге с собой намутишь, некому будет о тебе позаботиться.
– Так вон Французик же здесь.
– Французику на тебя насрать, – сказал Джеймс и вернулся по тропинке посидеть на волнорезе.
Всего через пару минут белобрысый вышел за ним следом. Втиснув указательные пальцы обеих рук в узкое горлышко, он, ковыляя на костылях, смог унести с собой две болтающиеся в воздухе бутылки пива. Остановился. Повис на распорках, будто огородное пугало, большим пальцем брызгая каплями пива прямо Джеймсу в лицо:
– Как орденоносец «Пурпурного сердца» я могу какую угодну херню над тобой сотворить, и хер мне кто слово поперёк скажет.
– Ага, хер там плавал!
– Ты же не нападёшь на несчастного калеку.
– Ага, нихера подобного!
– Подержи-ка мои бутылки.