Теперь Фест не доверял гонконгским таксистам. Он решил не оставаться на обед, вышел за два часа, без труда прибыл в аэропорт и сел, наблюдая за тем, как собираются для отлёта домой его спутники – бодрые состоятельные азиаты, возвращающиеся с отдыха в Гонконге, Бангкоке или Маниле: суетливо перетаскивают хозяйственные сумки пастельных цветов, улыбаются, даже смеются. Каких людей предстоит увидеть во Вьетнаме, он не знал – должно быть, затравленные, измученные войной народные массы, сгорбленные плечи, непроницаемые лица; а впрочем, он особо и не думал об этой войне, никогда не ожидал, что приедет и увидит её, и послан был сюда по недосмотру – как и все остальные. Стюардесса выдала ему фиолетовый саквояж с эмблемой вьетнамских авиалиний, он уложил его, не наполнив ничем, на колени, засмотрелся на облака, задремал и дремал почти до вечера, пока та же самая стюардесса не тронула его за плечо и не сообщила, что они снижаются в небе над Таншоннятом.
На обветшалом терминале, набитом солдатами – как американцами, так и азиатами, заставленном горами ящиков и прочего багажа, он нашёл нужного человека – негра с табличкой «МИКЕР ИМПОРТС» в руках.
– Мистер Райнхардт, – представился человек, – меня зовут Кеннет Джонсон. С вами ещё кто-нибудь есть?
– Не знаю.
– И я не знаю. Но мы примем всех прибывших.
Этот человек умел хранить бодрость духа. Никого больше с ним не было.
– Как долетели?
– Все полёты оканчиваются на земле.
– Именно так утверждают утки. Чёрт возьми, – воскликнул он, – и кто только выдумывает все эти пароли?!
– Не знаю, – повторил Фест и не добавил ничего, хотя понимал, что здесь, вероятно, неплохо было бы ввернуть какую-нибудь остроту.
Они вышли через парадный вход к ряду такси, у которых подскакивали и размахивали руками шофёры, и Джонсон сказал:
– Вас уже заселили под фамилией «Райнхардт» в заведение под названием «Куан Фо Са». Документы ведь у вас на Райнхардта, верно?
– Правильно.
– Вот и хорошо. Ступайте же, мистер Райнхардт.
– Не понимаю.
– Мне дальше ехать нет смысла. Моя задача – удостовериться, что вы прибыли на место.
– Ясно.
– Завтра вы меня ещё увидите. Но только краем глаза.
– На инструктаже?
– Да. Но только краем глаза.
– Мне надо будет использовать тот же пароль и отзыв?
– Нет. Я буду там и представлю вас как полагается.
Они пожали друг другу руки, Кеннет Джонсон усадил его в такси, коротко переговорил с водителем и ушёл.
– Вы говорите по-английски?
– Да, сэр. Чуть-чуть.
– Знаете ли вы, где моя гостиница?
– Да, сэр. Гостиница «Куан Фо Са».
– Что это значит?
Ответа не последовало. Такси въехало в сам город, прокатилось по проспекту, заставленному зданиями, выкрашенными то в розовый, то в голубой, то в жёлтый, замедлило ход, остановилось, сдвинулось на расстояние пары машин, остановилось. Водитель сказал ему, что сейчас Новый год. Все куда-то едут.
– Какой сейчас наступает год? – спросил Фест. – Год Собаки? Год Козы?
Водитель ответил, что не знает. Более крупный транспорт огибали гудящие потоки мотоциклов. Один пронёсся мимо них с пассажиркой на дамском седле – она сидела, скрестив лодыжки, и читала журнал. Двигатели кашляли выхлопными газами. По обочинам дороги тянулись шеренги довольно-таки чахлых на вид пальм. На тротуаре, развалившись, сидела четвёрка уличных мальчишек – они играли в карты на сигареты.
Зачем понадобилось задерживать его в Гонконге, если можно было вручить документы здесь же, в Сайгоне?
Поток снова тронулся. На надгробиях какого-то крохотного кладбища Фест заметил эмблемы в форме свастики, да и на дверях небольшого кладбищенского храма тоже были вырезаны свастики. Это зрелище повергло его в шок. Годами не видел он ни одного такого символа, кроме как на фотографиях. Включая два-три снимка отца. Фест искал глазами уличные вывески и вообще какие-нибудь ориентиры, пытаясь составить мысленную карту территории, понять, где находится. Проверил часы. Через девятнадцать часов его проинструктируют относительно графика и методов. Резковатая манера Кеннета Джонсона свидетельствовала о многом. Коллеги держали его на некотором расстоянии. Возможно, он был прислан сюда по душу какого-нибудь американца – даже, может, и самого Кеннета Джонсона.
Когда он вышел из такси и направился к гостинице, шёл небольшой дождь, но прохладнее от этого не стало. У входа прямо на своих снятых сандалиях сидела какая-то женщина. Он предположил, что американцы здесь не останавливаются – таким образом, она была единственной охранницей этого заведения.
Пока он проходил регистрацию, две девушки внизу, в холле – вахтёрша и её то ли ассистентка, то ли подруга – подпевали нечленораздельному тексту песни, льющейся из радиоприёмника.
– Как вас зовут? – спросил он у служащей.
– Тхюет.
– Скажите, Тхюет, можно ли отсюда совершить международный звонок?
– Нет, сэр. Только кабель. Только телеграмма.
На девушке была синяя юбка и накрахмаленная белая блузка. Она его заинтересовала. У неё были необычные, утончённые черты лица. Никаких украшений, никакого макияжа, но, вероятно, все они работали проститутками.