В буквальном смысле чувствуя подкатившую к горлу тошноту, Фосс через силу окунулся лицом в навозную жижу:
– Помнишь те боксы? Те три бокса? Ну разумеется, помнишь. Вряд ли ты позабыл об этих боксах. Помнишь, какое на этих боксах стояло имя?
– Нет, не помню.
– Могу ли я спросить, под каким именем ты здесь живёшь?
– Меня зовут Уильям Майкл Сэндс.
– Какое имя стоит у тебя в паспорте?
– Это и есть моё паспортное имя.
Кродель спросил:
– Где находится укрытие полковника?
– По последним сведениям, которыми я располагаю, у него номер в «Континентале».
– Я так понимаю, в дельте Меконга имеются какие-то связанные с ним лица. Если быть точным, одно конкретное лицо. Некая особа женского пола.
– Для меня это новость.
– Под Биньдаем.
– Ещё большая новость.
На улице остановился какой-то автомобиль. Шкип встал, подошёл к краю дворика и окликнул водителя через стену лиан:
– Подождите меня здесь, пожалуйста.
Под ремнём у него всё ещё торчала заткнутая салфетка. Это было единственное неверное движение, которое Фосс заметил за ним за весь день. Шкип вернулся, расстелил салфетку на столе, бросил:
– Обед за ваш счёт, парни, – и вышел на улицу.
Уверенный в том, что тратит слишком много денег, что у американских военных и местных дельцов цены ниже, время до вечера Фест провёл с молодой женщиной – её волосы пахли ванилью, стребовала же она с него тридцать долларов за четыре часа в его же номере с кондиционером. Она съёживалась в комок под одеялами, много раз настойчиво отпрашивалась якобы для того, чтобы воспользоваться телефоном (хотя, как он понял, звонить ей было особенно-то некому, и она просто притворялась, будто разговаривает), дёргала его за бороду и за кудряшки на груди, пыталась давить угри у него на носу – на самом деле его нос её вообще очень занимал и привлекал своими европейскими габаритами – да и вообще вела себя как тупая потаскуха, каковой и была. Равно как и Фест был тупым клиентом. Он заказал в номер шампанского, и она отказалась – щебеча и боязливо хихикая, так же как отказалась бы, предложи он ей поучаствовать в какой-нибудь особенно мерзкой постельной игре. Бээндэшник выпил всё сам. Есть ей не хотелось. Пока она изображала болтовню по телефону, он принял душ. Его величайшая надежда на эту гостиницу рухнула – надежда на то, что по здешнему телефону можно будет дозвониться до Берлина, а стало быть, и узнать новости об отце. Каблограммы для этого не годились. Его местонахождение должно было остаться в секрете. По-видимому, в принципе до Берлина дозвониться было можно, но не из гостиницы. Консьержка пообещала всё устроить, куда-то сводить его лично. А ведь старик тем временем находился при смерти. Может быть, уже умер. Может быть, вчера, пока я покупал карты. А прямо сейчас, пока я обмываюсь еле тёплой, заражённой чем-то водой, а у меня в постели валяется вонючая шлюха, он уже мёртв. Люди имеют свойства умирать, когда отвлекаешься на что-нибудь другое. Так уж устроен мир. Так вышло и с Клодом – получил пулю в горло от какого-то снайпера из французского Сопротивления. Их отец был крепким мужчиной, большим патриотом Германии, знакомым самого Генриха Гиммлера. Его старший брат был офицером Ваффен-СС. Таковы факты. Их нельзя оспорить, скрыть или каким-то образом от них отмахнуться. Клод отдал свою жизнь за нацистов, вот ещё один непреложный факт. Но жизнь Клода была не просто чередой биографических фактов: то была семейная легенда, не сходившая с отцовых уст; был он хоть и мёртв, но на всём протяжении молодых годов Феста оставался для отца живее самого Дитриха… Фест, не считая, сунул девушке стопку вьетнамских купюр и отослал её прочь.