Шторм снова занял своё место. К этому времени по скамьям рассредоточилось несколько человек, полдесятка репортёров и пара зрителей. Пришли судебный секретарь и один охранник; затем в зал вошёл адвокат Бене Ахмед Измаил. Раскладывая перед собой бумаги в тени нависшей над ним судейской скамьи, он казался мягким и благостным, большие и влажные его глаза глядели как-то по-ребячески. Пышные пурпурные шторы, драпирующие заднюю стену, придавали залу суда вид старинного театра, и на мгновение Измаил представился Шторму школьником, по какому-то нелепому стечению обстоятельств пришедшим в кино в чёрном костюме-тройке.
С нижнего этажа прямо к скамье подсудимых в центре здания Высокого суда вела лестница, так что, поднявшись по ней, обвиняемый – китайчонок Лау – внезапно вынырнул на поверхность, дико озираясь вокруг себя, в самом центре внимания.
Все встали, приветствуя входящего господина судью Понусамми, – его честь расположился за покоящейся на столе огромной церемониальной булавой. Заключённый облокотился на перила ограждения, подперев тело обеими связанными руками.
Все сели.
Заседание проходило на английском. Адвокат подсудимого объяснил, что его подзащитный на этом языке не говорит и воспользуется услугами переводчика. Мальчик обвинялся в торговле огнестрельным оружием и хранении большого количества боеприпасов. Судья рассмотрел доводы сторон, прецеденты и все прочие факты, относящиеся к делу. Невысокий мужчина, переводящий для подсудимого, нервно ёрзал на деревянном стуле рядом с адвокатом и яростно подёргивал коленями. Когда судья обратился к нему, он вскочил на ноги, а подсудимый тоже встал, хотя никто его об этом не просил.
Узнав об аресте, мать китайчонка покончила с собой, проглотив пилюлю с инсектицидом.
– Он ещё не в курсе, – сказал судье адвокат по-английски. Китайчонок стоял, ни о чём не ведая. Переводчик оставил это замечание без перевода. – Вскоре он обо всём узнает, и это, возможно, послужит ему самым большим наказанием.
Судья Понусамми ни разу не удосужился взглянуть на подсудимого. Дал ему шесть лет и шесть ударов ротанговой палкой, а также накинул ещё три года за хранение боеприпасов.
Во время перерыва, пока ждали, когда доставят заключённого Бене, Шторм подошёл к адвокату Измаилу:
– Моя фамилия Шторм.
– Мистер Шторм, я вас слушаю.
– Ваш подзащитный… Бене…
– Да.
– Он подойдёт?
– Да, через пять минут.
– Не могли бы вы оказать мне услугу и передать ему от меня сообщение? Сообщение от Шторма?
– Думаю, что смогу, да.
– Скажите Бене, что я в полной мере способен на всё, чего он боится.
– Да ради бога!
– Вам понятны мои слова?
– Да, мистер Шторм. Вы говорите, что способны на всё, чего он боится.
– Передайте ему, что завтра я буду в тюрьме. Скажите, что это мистер Шторм.
– Это какая-то метафора?
– Скажите ему.
Когда Шторм снова занял своё место в заднем ряду, адвокат всё ещё не сводил с него взгляда.
Отвернулся Измаил лишь тогда, когда по лестнице, держа перед собой скованные руки, поднялся его подзащитный Бене. Это и в самом деле, как и полагал Шторм, оказался Уильям Сэндс.
Когда вошёл судья и все встали, Сэндс, как и предыдущий подсудимый, опёрся на перила ограждения.
Сэндс по-прежнему носил короткую стрижку и усы – уже не дурацкие и претенциозные усики, а длинные, запущенные и величественные усищи, подчёркивающие его тоску. Щёк Шкипа давно не касалась бритва. На нём был потёртый синий свитер, защищающий от прохлады системы кондиционирования, а сам он, похоже, находился где-то в промежутке между угрюмой бесчувственностью и коматозом. Тело его осунулось, глаза запали, и можно было даже подумать, будто в этом теле есть живая душа.
Как только все сели снова, подсудимый вновь бездумно уставился в пол. Голова его поникла. Сидел он неподвижно. Безжизненно. Уткнувшись в отражение собственного лица в чаше с горькой кармой.
Три четверти часа судья зачитывал какие-то пассажи из стопки документов, проговаривал все подробности дела и, судя по тому, как это звучало со стороны, размышлял вслух. Это ему, Уильяму Френчу Бене, поставлял оружие свежеприговорённый китайчонок; тем же самым занимались и многие другие. Здесь судья ознакомился со списком пунктов обвинения, по которым Бене признали виновным. Он назвал подсудимого «крупным торговцем незаконным вооружением, бичом наших жизней, наживавшимся на нашей крови».
Шторм сообразил, что задняя скамья – не совсем подходящее место. Беспрепятственно встал и бочком пробрался через все ряды, пока не сел прямо за узником.
Сэндс обернулся на шорох. Увидел Шторма. Узнал. Отвернулся.
За своим исполинским столом судья казался коротышкой. Он назвал подсудимого «мошенником и психопатом». Приказал заключённому встать и приговорил его к связыванию верёвкой, побоям палкой и повешению за шею до смертельного исхода.