Дымовое древо

– Надзиратель Шаффи – хороший парень, – сказал Шторм. – Вот почему он позволяет мне перекинуться с тобой парой словечек. Хочет убедиться, что тебе здесь комфортно.

– Мне было бы комфортно от мысли, что я отсюда когда-нибудь выберусь.

– Никаких вариантов, мужик. Тебя признали виновным и приговорили, всё без дураков. По новым законам об оружии получили приговор восемьдесят три человека, и восемьдесят два из них были повешены.

– Я знаю об этих цифрах.

Шторм спросил:

– И что же ты чувствуешь в связи с тем, что тебя повесят?

– Без комментариев! – окрикнул Шаффи, хотя его никто не спрашивал.

Бене пожал плечами.

– Что ж, на данный момент я смирился с этой мыслью.

– Без комментариев, – повторил Шаффи. – Но я ведь христианин. Думаю, вы знаете, что я отвечу.

Шторм подступил к Бене на шаг поближе.

– Пора бы и о душе задуматься.

– Не придуривайся!

– Я предлагаю тебе возможность очистить совесть.

– У меня нет совести, – сказал Сэндс.

– Значит, не ссыкотно тебе угодить на виселицу?

– Я и так слишком долго живу на этом свете.

– А что насчёт ада, а, мудила?

– Об этом мы с тобой успеем ещё побеседовать. Уж чего-чего, а времени у нас будет в избытке.

– У Бенни есть книги. У него есть всевозможные материалы для чтения. У него и Библия есть, – сказал надзиратель.

Сэндс потупился на свои неприглядные босые стопы и что-то очень тихо пробормотал.

– Что он сказал? Что это было? – забеспокоился надзиратель.

Шторм сказал:

– Скажи мне, к кому обратиться.

– На кой?

– Насчёт твоего старого дядьки.

– Он мёртв, чувак. Он умер.

– Да? Так и ты якобы уже тоже.

– И скоро сделаю это по второму разу.

Теперь беспокойство Шаффи можно было ощутить физически. Он указал на охранника:

– У меня есть свидетель. Через несколько месяцев я ухожу в отставку. У меня может быть много неприятностей.

Впрочем, надзиратель ничего не сделал, чтобы пресечь происходящее. Похоже, он не был способен даже на самую лёгкую грубость, необходимую в данный момент для того, чтобы обеспечить соблюдения тюремной политики.

Шторм подошёл ближе.

– Молиться будешь?

Склонил голову.

– Господи, – начал он громко, а затем понизил голос, – я знаю, что у тебя на Филиппинах родичи какие-то есть. Ну так я ведь могу их и разыскать.

Он отступил и смотрел, как заключенный трясётся будто осиновый лист, пока на это не обратил внимание даже тупоголовый надзиратель:

– Ему плохо? Что случилось?

– Это сила его совести, – сказал Шторм.

– Вот, – засуетился надзиратель. – Присядьте. Да-да. Это внутренняя борьба.

Теперь надзиратель Шаффи и Шторм стояли там, словно пара заключённых, а в кресло начальника тюрьму уселся Сэндс.

Сэндс схватился обеими руками за край стола и несколько раз перевёл взгляд с одной руки на другую.

– Зовут его Цзюй-шуань или что-то в этом роде. Держит притончик на севере, в Герике. Там его знают под именем «мистер Джон» или «Джонни».

– Дай мне инструкцию, как его найти.

– Инструкция тебе не пригодится. Он сам липнет к каждому европейцу, какой только ни вылезет из автобуса.

– Это и есть тот человек, к которому я должен обратиться?

– Если ты чувствуешь такую необходимость.

– Обратиться для чего? – заинтересовался надзиратель. Не то чтобы он этого не понимал. Понимал, всё понимал от начала до конца, но просто не позволил себе заметить, что допустил оплошность. Шаффи и так уже не смог предотвратить этот разговор. Лучшее, на что он мог сейчас надеяться, – это взять его под контроль.

– Двое казнённых австралийцев не получили помощи от своего посольства, – напомнил он теперь. – У нас было много арестантов-иностранцев – наркоторговцев и тому подобных личностей, – сказал он. – Никогда не видел, чтобы посольство проявляло к заключённому такой интерес. Канадцы очень стараются помочь Бенни. У Бенни есть книги и всё такое прочее.

– Тебя повесят, – сказал Шторм заключённому, – но жизнь продолжается, и всё на свете потихоньку изживает себя. Внутри каждого цикла есть новый цикл. Смекаешь, о чём я?

– Я слышу, что ты говоришь, дружище. Но не понимаю, что ты имеешь в виду.

Шторм наклонился к Сэндсу вплотную и сказал:

– Это всего лишь механизм. Расслабься.

– До той поры, пока ты не впутываешь в это дело мою семью.

Шаффи сказал:

– Мы люди подневольные. Я вас очень прошу. У нас есть плошки для риса, и мы хотим, чтобы они не были пусты.

– Ты не тот, кем себя считаешь, – сказал Шторм. – Ты мёртв изнутри.

Сэндс ответил:

– Слушай, какой бы расправы ты не желал, ты её не добьёшься.

– Всё должно изжить себя само собой.

Сэндс встал.

– Мы не помолились.

Он поманил его поближе.

Надзиратель сказал:

– Я тоже христианин. Англиканин. Я молюсь за Бенни. Он немного дёрганый. Подавленный. Впрочем, за последние несколько недель он несколько повеселел.

Сэндс пригнул голову, почти соприкоснувшись лбом со Штормом, и нанёс ему апперкот чуть ниже грудины. У Шторма подкосились колени, а перед глазами пронеслась стайка головастиков. Он простонал:

– Ох, дружище…

Шаффи помог ему удержатся на ногах.

– Вам плохо? Что с вами, сэр?

Ни заключённый, ни посетитель не ответили.

Заминка в разговоре показалась Шаффи невыносимой. Её непременно надо было заполнить: