Дымовое древо

Пожалуйста, не думай, будто я впадаю в мистику. Когда умирает кто-то из близких тебе людей, а я думаю, это не такой уж уникальный опыт, прямо скажем, довольно заурядный – так вот, в этом случае вполне нормально начать замечать, как они на тебя повлияли, а возможно, и начать потворствовать поощрять это влияние, давать ему раскрыться по полной. Чтобы они продолжали жить наши наставники продолжали жить в нас. Вот о чём тут речь. Вовсе не об одержимости духами предков или чём-то в этом роде.

5 апреля

Остаётся Бог.

Я в опасной близости от того, чтобы отказаться от прощения. Умереть в нераскаянии из-за гнева на самого себя. Умереть без молитвы на устах. Четырнадцать лет прожил я без молитвы. Четырнадцать лет переходил на другую сторону улицы всякий раз, когда думал, что моя тень может невзначай упасть на церковную стену.

Знаю: если помолишься за меня

Твои молитвы коснутся Бога

И Бог коснётся моего сердца

И тогда я раскаюсь

Думаю, меня потянуло к тебе, потому что ты была вдовой – как моя мама. Ребёнок одной вдовы, любовник другой. Ты меня пугала. Своей страстью и своей верой. Своим горем и трагедией. У моей мамы это всё тоже было, но завуалированное и деликатное. Вот я и сбежал от вас, девчонки, – от обеих. А кроме того, не отвечал на твои письма. Ну и вот тебе, пожалуйста, письмо от меня, на которое тебе уже никогда не ответить.

Ладно…

Ладно, Кэти Джонс. Наш забавный маленький надзиратель стоит у меня над душой и ждёт этого письма. Последний шанс успеть на почтовый поезд. Ну а завтра утром я отчаливаю.

Господин надзиратель, если вы это читаете, au revoir![141]

И тебе тоже. Au revoir, Кэти Джонс!

Если бы мне пришлось пройти через всё это заново, я бы не стал сбегать.

С любовью,

Шкип.

Да, она помнила этого дядю. Он впечатлял с первого взгляда. При виде него на ум сразу приходило слово «доблесть» – слово, которого она не применяла ни разу в жизни. Опасный тип, но не для женщин и детей.

Шкипа она помнила так же смутно. Скорее мальчик, чем мужчина. Он шутил, юлил, притворствовал, лгал, не давал вспомнить ничего определённого. Это его нынешнее представление о себе – даже при том, как разрывалось у неё сердце, Кэти не до конца верила письмам.

Она снова взглянула на фотографию, на которой несколько десятков филиппинцев окружали застрявшее джипни, и почувствовала себя очень тронутой – даже сильнее, чем газетной фотографией Шкипа, его чумазым выцветшим лицом, его искалеченным высокомерием и жалостью к себе; сильнее, чем если бы он прислал из той, дамулогской эпохи свой портрет, её портрет или их совместное фото.

Кэти сложила всё обратно в сумочку и села с закрытыми глазами. Она почти не помнила, как попрощалась с Джинджер. Неужели она повела себя столь нелюбезно?

– Вы миссис Бенвенуто?

Это была билетёрша – стоя она казалась немногим выше, чем сидя.

– Да.

– Простите, я вас не узнала.

– Всё нормально.

– Сейчас антракт. Миссис Рэнд, вероятно, в подвале. В гримёрке.

– Сейчас подойду.