Дырчатая луна

— А вы... про их планету что знаете?

Дядя Степа набычился и сделал машинальное движение к четвертинке. Удержался.

— У меня к этой планете касательство очень стороннее. Почти никакое... Да и не планета она вовсе. То есть не совсем планета...

— А что?!

— Просто эта... как говорится, иная среда обитания. Они... Гурский да помощник его, говорят: «Другая грань»... Потому как вся наша Вселенная, по их словам, вроде бесконечного кристалла... Пока он, Гурский-то, объяснял, я все понимал. А потом как-то перемешалось в голове...

— Небось после поллитры, — в сердцах сказал Шурка.

— И ничего не после... Мне поллитра делу не помеха. У них там, в этом кристалле, конечно, всякие иноземные технологии, а с такими руками, как мои, все равно никого нету. Чтобы, значит, такую отвертку выточить. Без Степана Михалыча, выходит, во Вселенной пока не обойтись... Ну, и заплатили, надо сказать, прилично, не обидели...

— А почему Гурский сам ничего мне не объяснил? Почему не появляется? Где он?!

— А я знаю? Возник да пропал. Как этот... фантом... А насчет тебя сказал... «Он, — говорит, — мальчонка чуткий, сам придет куда надо, сам отыщет. Потому что, — говорит еще, — это диктуется земными условиями, мы тут вмешиваться не должны... Главное, — опять же говорит, — что он Весы». То есть ты... По звездному гороскопу...

«Да! Он же и мне говорил», — вспомнил Шурка. Но беседы с Гурским держались в памяти плохо. Почти так же плохо, как вся прошлая жизнь.

Дядя Степа повертел четвертинку в пальцах, покосился на Шурку, вздохнул. Снова поставил посудинку на верстак.

— Сказал еще такое: «Весы к весам, полюса к полюсам, вот и будет баланс»... Так я это понял.

— Зато я ничего не понял! Что я должен делать-то?

— Да ничего ты специально не должен. Только отвертку носи с собой... А так что? Живи да играй. А если тебя потянет куда-то особый интерес, ты ему не противься. Интерес этот тебя в нужное место и приведет. Так они говорили, Гурский и этот... Кимыч. А еще просили сказать: хорошо, что ты со здешними ребятами дружбу завел...

«Все знают, — зябко подумал Шурка. — Выходит, я у них как под телекамерой. Постоянно...»

— Что им до этих ребят-то! — огрызнулся он. И впервые ощутил неприязнь к Гурскому.

— Не знаю что... Говорили только, чтобы зря перед ними не раскрывался. Особенно перед тощим да косматым. И чтобы к дверце шел один. Подходы-то можно вместе искать, а уж к самой дверце лучше одному...

— Господи, к какой дверце-то?!

— Они говорили, что вроде бы к восьмиугольной. Сообразишь. Где такие шурупы увидишь, там она и есть...

8. Шар на покатой плоскости

Да, Шурка почти ничего не понял. Опять.

Дядя Степа прав: пока с Гурским разговариваешь, все тебе ясно. Потом забывается, перемешивается в голове.

Хорошо только, что забывалась и боль.

...Шурка вернулся к себе, лег на узкий свой диванчик. Глаза — в потолок.

Заглянула баба Дуся.

— Умаялся за день-то, гуляка?

— Ага... Ноги маленько гудят.

— Ну, лежи, лежи... Пообедать не забудь.

О чем был разговор со Степаном, не спросила. Знает?.. А впрочем, какая разница...

На Шурку наползала дрема.

Нет, так нельзя! Надо вспомнить все! Разобраться! В конце концов, пора понять окончательно: зачем он здесь?

...Но он же понимал! Тогда! Гурский говорил ясно!

Просто все нужно выстроить в голове по порядку. Но если по порядку, тогда... Тогда хочешь — не хочешь, а это...

...Треск, чей-то вскрик, два столба света от вспыхнувших фар. Выросший до размера дома радиатор «Мерседеса». Тугой, словно кожаной подушкой, удар. И тьма, тьма...

А потом как бы взгляд с высоты, метров с пяти. На себя самого. Толпа, белые халаты, машина с крестами...

— Алло, пятая! Пятая! Сообщите: есть донор! Да, немедленно!..

Почему донор? Будут переливать ему, Шурке, кровь? Зачем? Он сделал, что хотел. Вон черный «Мерседес» на боку у края дороги. Покореженный. С лучистой дыркой в ветровом стекле.

А он — это он? Шурка Полушкин? Почему видит себя со стороны?

Ничего он уже не видит...

Нет, вот опять... Худое тело под простыней на очень холодном мраморном столе (Шурка не чувствует, а просто знает, что стол холодный). Тусклый свет, еще множество тел. Не все под простынями. А у него под белой с бурыми пятнами тканью ощущается квадратный провал — на груди, слева... Там — пустота. Везде, во всем мире пустота...

А потом — боль, искры среди тьмы, желание вскрикнуть. И вдруг — тепло по телу. Спокойствие. Такое спокойствие, когда не хочется ничего. Просто лежать вот так и спокойно дышать... А колючий кубик в груди исчез.

Он открыл глаза. Увидел над собой переплетение разноцветных кабелей. За ними — потолок цвета слоновой кости. Среди проводов появилось лицо. Большое, заросшее светлой курчавой шерстью. С очень синими глазами.

Лицо сказало:

— Кимыч, по-моему, он в порядке.

— Вижу, — недовольным голосом отозвался неизвестный Кимыч.

Шурка, видимо, и в самом деле был «в порядке». По крайней мере, он все вспомнил. И спросил о главном:

— Я попал?

— Куда?

— В Лудова. Я его убил?

Синие глаза мигнули.

— А! Вот что вас беспокоит. Нет, к счастью, вы промахнулись.