Дырчатая луна

На дворе у Платона оказались только двое — сам Платон и Кустик. Они забавлялись электронной игрушкой «Водолазы» — такая коробочка с маленьким экраном.

— Вот, я нашел сломанную, а Платон починил! — радовался Кустик. — Это будет Женьке мой подарок.

— А где... остальные?

— «Остальную» тетка увезла к себе на дачу, до вечера, — сообщил Платон. — А другие «остальные», которые без кос, вот-вот появятся.

— К тебе дразнительный талант перебрался от Куста, — добродушно сказал Шурка.

— Ага, — печально поддакнул Кустик. — У меня его нисколько не осталось. Исчез вместе со щекотальным страхом. Я уже не рад-

— Я давно понял. Если хочешь, можно сделать обратно.

— Как?!

Шурка объяснил. Кустик сказал, что вечером попробует. И пожаловался:

— А дома все-таки попало. Чуть-чуть. Потому что один краб не вернулся. Вот... — Он дернул краешек штанины. Там на месте веселого глазастого крабика был бледный след.

— Где-нибудь плывет сейчас по подземным рекам, к солнцу выбирается, — сказал Платон.

— Наверно... — согласился Шурка. — А я знаете что Женьке подарю? Рыбку! Ту самую... Алого вуалехвоста...

На Шурку глянули с большущим недоверием. С испугом даже. Он расстегнул анголку. Взял правой рукой ладонь Кустика, левой Платона. Прижал их к груди.

— Слышите?.. То-то же!

Кустик изумленно округлил глаза.

— Шурчик... Настоящее?

— Да!

— Рассказывай! — велел Платон.

Шурка рассказал. Платону, Кустику и Нику, который появился очень кстати. Ему тоже дали послушать Шурки-но сердце.

Ник подумал, поморщил конопатую переносицу.

— Вот что... По-моему, девчонкам тоже надо все объяснить. Ну, про рыбку и про вчерашнее. Раньше-то мы ничего от них не скрывали. Шурка, ты не против?

— Я... нет. Только вы рассказывайте без меня... А то мне... Ну, сами понимаете.

Он застеснялся до тошноты, когда представил, как будет говорить Женьке про все свои страдания... Пусть она знает, но без лишних слов.

— Куст, что с тобой? — строго спросил Платон.

— А... разве это была тайна? От девочек...

— Та-ак... — Ник сделал прокурорское лицо. — Все ясно! Когда ты им разболтал?

— Утром... Я же не знал, что надо что-то скрывать друг от друга. — Он глянул на Шурку несчастными глазами.

Шурка испытал великое облегчение. Все решилось само собой. Но спросил насупленно:

— А они... поверили?

— Конечно. По крайней мере, Женька...

Когда Шурка вручал свой подарок, он не опустил глаза. Глянул Женьке прямо в ее коричневые зрачки с искорками. В них было молчаливое знание.

Женька подержала тяжелую банку в ладонях. Осторожно поставила на подоконник, среди цветочных горшков. Обернулась и спросила очень тихо:

— А оно... бьется нормально?

— Да...

— Значит... у тебя теперь все в порядке? Только не говори «увидимся позже».

— В порядке... Хочешь послушать? — И просунул ее руку под анголку. И Шуркино сердце вобрало тепло Женькиной растопыренной ладошки...

День рождения получился славный. Женькина мама поставила на стол пухлый пирог с яблоками, большущий торт, бутылки с разноцветной газировкой и варенье. Поели, попили. О ночных приключениях — ни слова. Потому что взрослые были рядом.

Женькина старшая сестра — бледная, в просторном халате и почему-то с виноватой улыбкой — включила магнитофон.

Тина вскочила.

— Пойдемте танцевать! — Она была наряднее именинницы — в желтой кофте с невероятными блестками. (Женька — та в светлом платьице с кружевами на вороте, вот и все.)

Шурка танцевать не умел, но Женька храбро ухватила его за локоть:

— Пошли! Прыгай, как умеешь!

И он запрыгал. Сперва стеснительно, потом разошелся. Женькины косы лупили его по бокам. И остальные «плясали как умели». Платон — с Тиной, Ник — с Женькиной мамой. Только Кустик танцевал осторожно. Потому что с Женькиной сестрой.

Потом смотрели видеокассету, где Женька снята была сперва в шестилетнем возрасте, затем первоклассницей (маленькая, а косы почти такие же, как нынче!).

— Какая была симпатичная, — вздохнула над собой Женька. — А сейчас жердина.

— Вовсе не жердина! — возмутился Шурка. — Ты не выше меня! А про меня говорят, что отстаю в росте.

— Все равно... Скоро уже буду тетушкой... — Это она шепотом. И глазами показала на сестру. Шурка дурашливо развел руками: тут уж, мол, ничего не поделаешь.

А рыбка в банке беззаботно шевелила хвостом. Обычный аквариумный вуалехвост... И когда прощались, Женька шепнула:

— А чем ее кормить?

— Ничем. Она питается космической энергией...

Утром баба Дуся растолкала Шурку.

— Сколько спать можно! Там к тебе Женя пришла.

Шурка стремительно прыгнул в штаны, натянул рубаху. Босиком выскочил из-за перегородки. Сразу почуял: что-то случилось.

Женька улыбалась вроде бы беззаботно. Однако...

— Шурчик... Я насчет рыбки хочу сказать...

— Что?! Она живая?

— Да живая, живая... Только она билась всю ночь...

— Почему?

— Не знаю... А может, и не билась. Может, мне просто так казалось. Но... как-то не по себе.

Баба Дуся деликатно притихла на кухне. Шурка и Женька стояли друг против друга. Оба — будто виноватые.

— Шурчик... я почему-то боюсь.

— Не бойся. Она живучая.

— Да я за тебя боюсь...

— Почему? — И заболела игольная точка на ноге.

Глядя в пол, Женька еле слышно сказала: