Дырчатая луна

— Ну... вообще-то могу. Мы с мамой иногда играем. Раздвигаем в большой комнате стол и... Бывает, что на спор; кому после ужина посуду мыть.

— А давай попробуем!

— Ты правда хочешь? Давай!..

Наш стол, даже раздвинутый, был, конечно, меньше стола для пинг-понга. Но это и хорошо, как раз по мне. Сетку мы не нашли, вместо нее поставили на ребро несколько книг. Сережка решил:

— Я тоже буду играть сидя. Чтобы на равных...

— У тебя не получится с непривычки, играй обыкновенно.

Он спорить не стал, но (я это видел) приготовился поддаваться.

Мы разыграли подачу, я выиграл. Сережка играл ниче-

го, не хуже Вовки Кислицына или Владика Ромашкина. Но...

Для начала я вляпал ему пять мячиков подряд. Он уже не вспоминал, что хотел играть, не вставая со стула. Потом с его подачи я пропустил два мяча, но ему забил три.

Сережка вытер локтем лоб и сказал жалобно:

— Знал бы, дак не связывался...

— Меня мама тренировала. У нее первый разряд...

— Предупреждать надо, — отозвался Сережка с обидой. С ненастоящей, дурашливой. — Ладно хоть, что не всухую...

Мы закончили со счетом двадцать один — шесть.

— Так мне и надо, — вздохнул Сережка. — Где у вас посуда?

— Мы про это не договаривались! Это только с мамой...

— Но должен же я себя наказать! За то, что нахально сунулся играть с чемпионом!

— Какой я чемпион! Да я... ты просто не привык тут со мной... Ой! А посуду-то правда надо мыть, а то от мамы влетит!

— Давай вместе!

Тарелки и стаканы он мыл гораздо лучше, чем в теннис играл. Мы управились за три минуты. Сережка вытер последнее блюдце и завертел его перед собой, как зеркальце. На блюдце была нарисована рыжая котеночья мордочка.

— Симпатичный какой кот...

— Это старинное блюдце, бабушкино... — И я вдруг вспомнил: — Слушай, а почему ты отозвался, когда я кричал: «Пушок, Пушок»?

Сережка осторожно поставил старинное блюдце, облизал губы, подергал шнурок на шее.

— Мне послышалось «Лопушок»... Меня так в детстве звали, потому что лопоухий был... Мама так звала...

— Сейчас-то уж, наверно, так не зовет, — деликатно заметил я. — Никакой лопоухости нисколечко уже не заметно...

Сережка опять стал разглядывать блюдце.

— Сейчас некому так звать. Мамы нету... уже три года...

Я подавленно молчал. Сережка встряхнулся. Проговорил с какой-то искусственной взрослостью:

— Видишь как бывает... У тебя отец, у меня мама... Вот так... И стал тереть чистое блюдце полотенцем.

И я почувствовал, что Сережка ничуть не счастливее меня. Даже наоборот. Ну, пусть я без ног, зато с мамой! Это в миллион раз лучше, чем если бы совсем здоровый, а мамы нет. Мне на миг даже страшно сделалось, будто кто-то предложил такой выбор. А потом... не знаю, как это назвать. Какое-то особое тепло у меня появилось к Сережке. Потому что его можно было пожалеть. Раньше все жалели меня, а тут был мальчишка, который нуждался в сочувствии не меньше, чем я. У каждого была своя беда, и это нас уравняло.

— А живешь-то с кем? С папой?

— Да... С отцом и с его сестрой, с теткой. Она ничего, добрая. Иногда только веником или полотенцем замахивается, если что не так... — Сережка засмеялся. Видно было, что смехом он пытается отогнать печаль. От нас обоих.

Потом он совсем уже бодро предложил:

— Пойдем теперь гулять! Тебе можно?

— Можно, конечно! Только сперва надо кресло вниз тащить, потом меня... Хотя я и сам могу по ступеням, я уже попробовал!

— Не выдумывай! Что я, не унесу тебя, что ли?

— Мальчишки меня всегда вдвоем носят. А мама с трудом уже... Она о новом кресле хлопочет в Красном Кресте, о таком, в котором можно по лестнице...

— Я тебя не хуже нового кресла доставлю куда надо! Я тренированный. Осенью я весь наш урожай картошки из сарая в подвал перетаскал, в рюкзаке. Тетя Настя даже похвалила: «Вот, — говорит, — хоть какой-то талант у человека проявился»...

— Почему «хоть какой-то»? — обиделся я за Сережку.

— Потому что я — личность без всяких проблесков.

Весь на среднем уровне. Даже фамилия самая-самая простая...

— Какая?

— Сидоров.

— Ну и что? Хорошая фамилия. У нас в доме твой тезка Сергей Сидоров живет, мастер спорта по велосипеду...

— Ну так это ведь он мастер, а не я. А у меня никаких талантов сроду не было.

Я подумал, что у Сережки по крайней мере один талант есть бесспорно — сразу становиться своим человеком.

— Ладно, тащи вниз кресло и приходи за мной. Я пока позвоню маме...

Он потащил, а я, перебравшись на тахту, позвонил.

— Мам, я погуляю, ладно?.. С Сережкой Сидоровым. Он меня спустит и поднимет, не волнуйся... Да нет, не чемпион! Мальчик с нашего двора... Ну и что же, что не знаешь, зато я знаю! А ты увидишь и тоже сразу его вспомнишь, ты его не раз встречала... — Тут я малость хитрил, но был уверен, что мама, увидев Сережку, в самом деле примет его за знакомого. — Что? Ну, конечно, недолго... Вымыл, вымыл... Ну, не бойся ты, я же не один!.. Все запру! Ладно, будем осторожны. Пока!

Сережка вернулся, стоял в дверях и слушал разговор. Потом подошел, подставил спину:

— Садись.

Я устроился у Сережки на закорках.

— Тяжело?