— Кого ты стесняешься-то! Кругом пусто, а мы свои люди. Ну-ка, давай... — Он взял меня под мышки, прижал к себе спиной и подтащил к забору. И держал так среди зарослей в стоячем положении, сколько потребовалось.
Он был одного роста со мной (если можно обо мне говорить «рост») и, видимо, одного веса, но управлялся со мной ловко и легко, словно всю жизнь ухаживал за инвалидами. И я снова сделался счастливым — и оттого, что Сережка сказал «мы свои люди», и оттого, что не надо спешить домой.
Проход среди заборов кончился. Мы оказались на берегу небольшого болота. На другом конце его темнел заброшенный сад, по сторонам виднелись кирпичные развалины и сараи. А над осокой и метелками тростника дрожал, как стеклянный занавес, нагретый воздух. И тихо-тихо было, до комариного звона.
— Это же Мельничное болото! — обрадовался Сережка. — Бывший пруд! Вон там развалины мельницы!
— Откуда ты знаешь? Ты говорил, что не бывал здесь...
— Бывал, я вспомнил! Только я с той стороны сюда подходил, через сад, поэтому сразу сейчас не разобрался... Я знаешь как это место узнал? Вон по тому коллектору!
— По чему?
— Ну, смотри! Видишь, труба в деревянном кожухе?
Я глянул налево. С нашего берега тянулось через болото что-то вроде мостика. Представьте себе собачью конуру с двускатной крышей, вытянутую в сотни раз. Такой вот бесконечный обшитый досками домик уходил к другому берегу.
— Там внутри труба теплоцентрали, с горячей водой, — объяснил Сережка.
— А обшивка зачем? Чтобы лягушки не обожглись?
— Не только лягушки, вообще всякая живность, — засмеялся Сережка. — Тут ее много... Ромка, давай по этой штуке на ту сторону, а?
— Ох... ну, давай...
Страшновато было, но обидеть Сережку недоверием я не мог.
Сережка вкатил меня на крышу коллектора. Коротенькие поперечные доски лежали внакладку друг на дружке, тугие шины прыгали по ним — по самым краям этой двускатной кровли. И внутри у меня что-то прыгало. Я вцепился в подлокотники.
— С-смот-ри н-не б-бульк-ни ме-ня... — Это я вроде бы шутя проговорил сквозь тряску.
— Ну, подумаешь! Если булькну, вытащу и отмою!
— А ес-ли з-десь глуб-бо-ко?
— Чуки помогут.
— К-кто?!
— Чуки! Живут здесь такие существа. Болотные. Похожи на пеньки с кудлатой шерстью. Они добрые... А еще есть шкыдлы. Вроде громадных водяных крыс или маленьких кенгуру. У них вместо передних лап ручки, как у мартышек. Ух, зловредные эти шкыдлы и хитрые! Чуки с ними всю жизнь воюют...
Я даже про тряску забыл, слушая эту фантастику. Мельничное болото сразу показалось мне волшебным местом. Именно в таком заросшем пруду Тортила подарила Буратино золотой ключик. А на мельнице водятся всякие духи... А мохнатые чуки по ночам собираются на берегу у костра и обсуждают, как защититься от поганых шкыдл. й плавают над болотом блуждающие огоньки...
Пока я все это представлял, тряска кончилась. Потому что кончился коллектор. От него шел по берегу щелястый Дощатый тротуар. Он терялся в близком саду. Но мы не поехали туда, Сережка повернул кресло в сторону.
— Смотри, как здесь здорово!
Вот удивительно! Вдоль осоки тянулась по берегу широкая полоса чистого белого песка! Если бы не у болота, а у озера или речки, здесь получился бы отличный пляж!
— Ура! Остановка «Курорт»! — Я свалился с кресла и растянулся на теплом, не тронутом ни единым человечьим следом песке. Стянул футболку. Солнце уперлось мне в спину горячими лучами. И ноги теперь сзади загорят, буду совсем как нормальный пацан...
Сережка плюхнулся рядом.
— Намучился ты со мной, — благодарно сказал я.
— Нисколечко! Я... наоборот...
От этого «наоборот» в который уже раз налился я счастьем по самую макушку. Помолчал, поковырял песок.
— Сережка, значит, ты и раньше бывал здесь?
— Однажды...
— А с чего у тебя это началось? Ну, желание гулять по городу?
— У нас во дворе неинтересно, ребят совсем нет. Раньше были, а потом разъехались из коммуналок по новым кварталам, я один остался... Это ничего, что мы с тобой далеко друг от друга живем. Это даже интересно — ехать через полгорода. Я люблю путешествовать.
— Я тоже... — И я рассказал Сережке, как мечтаю отправиться в кругосветное путешествие в автомобиле или на мотоцикле.
Сережка заметил, что в автомобиле лучше.
— В нем ведь можно вдвоем. Сперва ты машину ведешь, потом я, по очереди. Один за рулем, другой отдыхает...
Ну что тут скажешь! Я только зажмурился, греясь под лучами. И, помолчав, поведал Сережке историю про своих бумажных голубков. И про последнего — с оранжевым солнцем и двумя мальчишками, которые идут, взявшись за руки. И замер. Мне показалось, что Сережка признается: «Я однажды на траве нашел как раз такого голубка! Неужели это твой?!»
Но Сережка сказал:
— Так, значит, это про тебя я осенью в газете читал? Про выставку бумажных голубей с рисунками! Правда, это ты?!
— Ну... наверно. Подумаешь, газета. В ней много напутали и прибавили...
— Но все равно ведь это про тебя! Мне тетя Настя тогда еще сказала опять: «Видишь, какие таланты бывают у людей с малых лет! А ты только знаешь нос в книгу или шастать неизвестно где».