Дырчатая луна

Во мне будто отдалось: «Лебединые листья... лебединая песня лета...» Но пока было еще очень тепло. Август стоял тихий, безоблачный. Покой лежал на Безлюдных Пространствах. Они чего-то терпеливо ждали, но знали: это случится не скоро.

— Мама и папа обещали осенью забрать меня к себе, — шепотом сообщила Сойка. — А теперь пишут, что денег нет на билеты...

Я подумал, что это, может быть, и хорошо. Грустно было бы расставаться с Сойкой. Сережка тут же глянул на меня. В его глазах читалось: «Тебе-то грустно, а ей здесь каково? Ты подумал?»

Ох, я по-прежнему был эгоист.

...Однажды мы оказались на заводской территории без Сойки, вдвоем. Бродили, болтали обо всем понемногу.

Сережка вдруг сказал:

— Видишь, я был прав.

— Ты о чем это?

— Когда говорил, что будем встречаться реже...

— Неправда!

— Но ведь так получается. Ночью уже почти не летаем...

— Мы будем! Опять!

— Но уже не так часто. И мы тут не виноваты. Просто нельзя все время жить одними и теми же радостями.

Так по-взрослому у него получилось: «одними и теми же радостями».

И снова пришла ко мне тоска. Как тогда, в больнице. Но уже не такая беспомощная.

— Если тебе надоело... если хочешь уйти, так и скажи.

— Да не хочу я. Но понимаешь, появляются другие дела. Может, еще кого-то надо будет спасать. И мне, и тебе. Не только друг друга...

«Не вертись, не придумывай, — хотел ответить я. — Осточертел я тебе, вот и все...» Но только выдавил:

— Из меня-то... Какой спасатель?

— У тебя тоже есть цель. Чтобы помочь...

— Кому?

— А Сойке?

— А при чем тут я? — Это вышло у меня совсем похоронно. — Ты умеешь спасать и помогать в тыщу раз лучше.

— Но она-то... она для себя придумывала не меня, а тебя.

Как ни грустно мне было, но я все же попытался дотянуться — чтобы кулаком по шее. Сережка засмеялся. Отскочил.

— Врешь ты все, — уныло сказал я. — Без тебя ничего хорошего не будет. Ни у меня, ни у Сойки, ни вообще...

— Почему?

— Потому что... — Я хотел взорваться, крикнуть: «Потому что без тебя не смогу, сдохну от горя! Потому что лишь при тебе я способен на что-то хорошее!» Но осекся. Не решился.

Пробормотал, глядя на свои измочаленные кроссовки:

— Потому что ты — самолет...

— Подумаешь! Ты тоже будешь самолетом!

Он шел впереди, говорил, не оглядываясь. А теперь обернулся. Я замер. Он тоже. Затем шагнул ко мне, положил на плечи ладони. Он не улыбался, но глаза его были удивительно ласковые. Наверно, такие бывают у любимых братьев (хотя я не знаю точно, ведь я рос один).

— Ромка, пора. Это нетрудно, если захочешь. Я научу...

ПРЫЖОК

Оказалось, что это и правда нетрудно...

Ну, наверно, такое может получиться не у каждого. Поэтому, если у вас не выйдет, не обижайтесь. Тут необходимо, чтобы у человека был уже опыт полетов над Безлюдными Пространствами. А главное — чтобы рядом был друг, который еще раньше научился превращаться в самолет...

Все произошло быстро. Потому что я сразу поверил, смогу! Я зажмурился, раскинул руки и... стал самолетом.

Я увидел себя сразу всего. Как бы изнутри и со стороны — одновременно. Видел и чувствовал каждый винтик мотора, каждую заклепку обшивки. Я сделался таким самолетом, на каком летал в своих прежних снах. Маленький биплан — с двумя парами крыльев (верхние — сплошная плоскость, которая проходит над кабиной), с тугими черными колесами, с легким хвостовым оперением и с лобовым стеклом, похожим на половину прозрачного пузыря.

Лебеда щекотала мои накачанные шины, теплый ветерок скользил по крыльям, а мягкое августовское солнце грело красно-желтую обшивку. Да, я был покрыт лимонной и алой краской. А на лопасти руля — белый круг и в нем голубая морская звезда. А на борту — буква и цифра: «L-5». Как раньше! И как у Сережки!

Сережка был уже в кабине. Трогал ручку управления, осторожно давил кроссовками на педали.

Я шевельнул элеронами и рулем, напряг стартер — сейчас крутану пропеллер. Сказал через динамик:

— Сережка, я хочу взлететь. Тут хватит места для разгона!

— Потерпи. Днем опасно, по себе знаю. Всякие службы наблюдения, ПВО... Прежде, чем уйдешь в Пространства, шум подымут.

И я скрутил в себе нетерпение.

Вечером я отпросился в гости к Сережке — с ночевкой. У него была в сарае летняя комнатка, похожая на каюту. Для независимой жизни. Мама повздыхала и отпустила. Она боялась за меня, но понимала: мне пора делаться самостоятельным.

— Надеюсь, вы не будете выкидывать там никаких фокусов...

Знала бы она...

Мы давно уже не взлетали со школьного стадиона. Ведь я теперь «на своих двоих» легко мог добраться до Мельничного болота, а там взлетная площадка не в пример лучше.

Около десяти вечера мы оказались на песке. Вечер был черный и звездный, без луны. Мохнатые и невидимые, будто сгустки темноты, чуки разожгли костры. Славные они были, эти чуки, — добродушные, всегда готовые помочь. Меня они уже не стеснялись, ласково терлись о ноги косматыми головами.

Огни разгорелись, и я опять стал самолетом. Задрожал от нетерпения.

— Сережка, садись в кабину!

— Ладно! Только я на один полет, для страховки!