Дырчатая луна

И вот нервами я ощутил, что достиг нужной точки. Глянул вниз. Там — лишь освещенная фосфорической луной облачная пелена. Однако я вообразил, что сквозь нее вижу карту — с пунктиром рельсового пути, с кружком и мелкими буквами «Самойловск». А рядом кружок поменьше — «Дорожкино». И с вершины своего треугольника стремительно пошел вниз. Сойка тихо ойкнула.

— Терпи, — сказал я с напускной сердитостью. И пробил облака.

Ночная земля раскинулась внизу — темная и косматая. Несколько огоньков мерцали там заброшенно, сиротливо. Да бежали крошечные желтые квадратики — окна вагонов.

И все же сплошного мрака в воздухе не было. Над зубчатым лесом вставала луна. Не та яркая и круглая, что над Туманными лугами, а обычная, земная. Тусклая розоватая половинка.

— Сойка, а как мы тут что-то разыщем?

— Ничего и не надо искать! — откликнулась она радостно. — Вон река блестит,, изгиб! Деревня — дальше, а наш дом у самого этого изгиба, у берега. Он хоть и сгоревший, но все равно видно... А вон огонек, это на нашем ветряке!

В самом деле, луна высветила реку, хотя и неясно...

Увидел я и черные горбатые крыши хутора, и горевшую над ними лампочку.

— Сойка, ты готова?

— Да... Ой... Уже сейчас?

— Подожди... — Я повел самолет в сторону и вверх.

— Куда ты?

— Потому что ветер. Снесет тебя в реку.

— Я умею плавать.

— Этого еще не хватало...

Я ушел подальше от излучины и набрал высоту: чтобы для парашюта был запас. Если увижу, что не раскрылся, подхвачу Сойку на лету, как меня подхватил когда-то Сережка.

— Сойка, если зацепишься за деревья, не дергайся. Виси и ори, пока не снимут... А если сядешь нормально, мигни три раза сигнальным фонариком, он на левой лямке. Видишь кнопку?

— Вижу... Ты не бойся, я нормально...

— Ой, а что ты дома-то скажешь? Откуда взялась?

— Скажу, что знакомый летчик привез. Это ведь правда. А бабушке дадим телеграмму. В Дорожкине есть почта...

— Сойка...

— Что, Рома?

— Ох, да ничего уже... Переваливайся через борт и пошла...

— До свиданья, Рома... — И она не задержалась ни на секунду. Я же говорил: тихая, но отчаянная.

Меня слегка подкинуло — хоть и небольшая, но потеря веса. И тут же сильно дернулась бортовая скоба. И — ничего не видать...

Я заложил вираж. За мной трепетал фал с вытяжным чехлом.

А Сойка? Господи, где она?

Но вот расползлось внизу, отрезало неясную луну круглое светло-серое пятно. Купол!

Я догнал его, стал облетать по спирали. Может, Сойка что-то кричала мне, но за шумом своего мотора услышать я не мог. Выключил на миг, но воздух все равно свистел очень сильно.

Я метался вокруг парашюта, пока не понял: деревья и крыши уже рядом. Взмыл. Пятно замерло недалеко от лампочки ветряка, потеряло круглую форму.

Села? Ну, как она там? Живая?

И наконец рядом с обмякшим куполом трижды мелькнула электрическая искра.

ДВЕ БАШНИ

Обратно я не сразу пошел по «треугольнику». Сперва долго летел над рельсами на восток. В сторону половинчатой луны. Было мне грустно и хорошо. Я знал: Сережка скажет, что я молодец. Но в то же время чувствовал: что-то кончилось в нашей сказке.

А может, ничего печального в этом нет? Улетела Сойка от сумасшедшей бабки, радоваться надо. Но большой радости не было, и почему-то неотступно звучала в голове Сойкина песня.

   Это сбудется, сбудется, сбудется,
   Потому что дорога не кончена.
   Кто-то мчится затихшей улицей,
   Кто-то бьется в дверь заколоченную...
   Кто-то друга найти не сумел,
   Кто-то брошен, а кто-то устал,
   Но ночная дорога лежит
   В теплом сумраке августа...

   Разорвется замкнутый круг,

   Рассеченный крылом, как мечом.
   Мой братишка, мой летчик, мой друг
   Свой планшет надел на плечо...
   Сказка стала сильнее слез,
   И теперь ничего не страшно мне:
   Где-то взмыл над водой самолет,
   Где-то грохнула цепь на брашпиле...

   Якорь брошен в усталую глубь,

   Но дорога еще не кончена:
   Самолет межзвездную мглу
   Рассекает крылом отточенным.
   Он, быть может, напрасно спешит,
   И летит он совсем не ко мне.
   Только я в глубине души
   Очень верю в хороший конец...

Странная песня, да? Но такую уж придумал далекий Сойкин брат. А может, и я кое-что добавил — вместо забытых строчек. Ведь я и раньше иногда пробовал писать стихи, даже поэму сочинял, когда лежал в больнице.

Наконец я ушел в высоту, к вершине пространственного треугольника. И опять сквозь облачно-лунные миры «съехал» к обычной земле — сонной, с огоньками.