И однажды он исчез. Дня три я не волновался: всяких дел было по горло — школа, новые знакомства. Но потом встревожился, побежал к нему домой.
Отец был «под мухой», улыбался и молчал, а тетка равнодушно сообщила, что уехал Сережка к бабушке. Не к той, что неподалеку от города, а к дальней, где-то в Краснодарском крае. Там будет, мол, ему лучше...
Уехал? Ничего не сказав? Бред какой-то! Я так изумился, что сперва и горевать не мог по-настоящему.
Нет, что-то здесь не то!
А через день услышал в «Новостях», что над побережьем сбит еще один самолет. Неизвестно чьей ракетой, и сам неизвестный. С непонятными знаками. И показали хвостовое оперение, которое упало на прибрежные камни. С голубой морской звездой на плоскости руля...
Днем я держался. В школу ходил, даже уроки иногда делал. А ночью просто заходился от слез. Старался только, чтобы мама не услышала.
Иногда казалось даже, что сердце не выдержит такой тоски.
Может быть, и пусть? Не могу, не могу я без Сережки! Не надо, чтобы делался он самолетом, не надо сказочных миров и Безлюдных Пространств. Пускай бы только приходил иногда. Живой...
И он пришел. Ну да! Однажды ночью, когда я совсем изнемог от горя, звякнула решетка на балконе. И открылась балконная дверь. И Сережка — вместе с осенним холодным воздухом шагнул в комнату. В старом обвисшем свитере, с пилотским шлемом в руке. Сердитый.
Я обомлел.
Он сел рядом, на тахту.
— Хватит уж сырость пускать... Даже разбиться нельзя по-настоящему...
— Это ты?! Ты снишься или живой?
— Вот как врежу по загривку, узнаешь, снюсь или нет...
Я прижался к нему плечом.
— Не сердись...
— Ага, «сердись»! Думаешь, это легко, когда тебя за уши вытаскивают оттуда?
— А кто тебя... за уши?
— Он еще спрашивает! Кто, как не ваша милость!
— Сережка, ты больше не уйдешь?
— Я есть хочу, — сказал он.
Я на цыпочках, чтобы мама не проснулась, пробежал на кухню. Взял там хлеб и холодные котлеты. И скорее назад: вдруг вернусь, а его нет!
Сережка по-прежнему сидел на тахте. Тощий, взъерошенный, в порванной майке. Свитер и ботинки сбросил.
Котлеты и хлеб он сжевал быстро и без всяких слов. И чем больше ел, тем добрее делался. Заулыбался наконец:
— Уф... наверно, лопну.
— Ты больше не уйдешь? — опять спросил я.
— Можно я у тебя переночую? Потому что куда мне теперь?
— Конечно!
До раскладушки было не добраться, мы легли рядом. Сережка был горячий, с колючим локтем и плечом. Живой... На плече — глубокий, едва заживший рубец. Я разглядел его прежде, чем выключил ночник.
— Сережка, а что там было? Как?..
Он сказал глуховато:
— Ромка, не надо об этом. Выволок ты меня обратно, и ладно...
— Но ты правда больше не уйдешь насовсем?
— Насовсем — не уйду...
Я зашмыгал носом от счастья.
— Но встречаться нам придется только по ночам. Все ведь думают, что меня нет.
Я был готов и на это. Но...
— А где будешь жить-то?
— Уйду в Заоблачный город, устроюсь как-нибудь...
— А мы будем летать как прежде?
— Будем... Только...
— Что? — опять вздрогнул я.
— Ты станешь расти и расти. А я теперь не смогу. Если разбиваются, после этого не растут...
— Тогда и я не буду!
Кажется, он улыбнулся в темноте.
— Нет, Ромка, у тебя не получится.
— Почему?
— Ну, ты же... не разбивался насовсем.
— Тогда я... тоже!
— Только посмей!
— Тогда... я не знаю что! Здесь я буду расти, а там всегда оставаться таким, как сейчас! Как ты!
Он сказал очень серьезно:
— Что ж, попробуй. Может, получится...
У меня получилось.
Мало того, я научился притворяться. Стал делать вид, что сплю в постели, а на самом деле убегал к Мельничному болоту, где безотказные чуки жгли посадочные костры.
И туда же приземлялся Сережка-самолет.
Вот ведь какое дело: хотя он и грохнулся очень крепко, но все же умел превращаться в крылатую машину, как и раньше. Я всего-то лишь крыло повредил, а летать после этого не мог. Сережка же — пожалуйста!
Наверно, в Заоблачном городе, где он теперь жил, сделали ему ремонт. Не разовый, а капитальный....
Кстати, Сережка помирился со Стариком. И они вместе колдовали теперь над новой моделью современных Безлюдных Пространств. Старик даже разрешил Сережке прилетать в Заоблачный город прямо в виде самолета, хотя это и нарушало какие-то правила...
Итак, я рос, делался взрослым, но по ночам, при встречах с Сережкой оставался прежним Ромкой Смородкиным. Нас обоих это вполне устраивало. И мы летали все дальше и дальше — в такие Пространства, где Гулкие барабаны Космоса гудели, как набат.
Всяких открытий и приключений у нас было столько, что хватило бы на десять книг!
Иногда я рассказываю о наших приключениях своей дочке Надюшке. Она слушает мои рассказы с таким же интересом, как долгоиграющие пластинки со сказками про Маугли и Синдбада-Морехода.
Бывает, что Сойка слушает. И улыбается чуть загадочно. Конечно, она все помнит.
Но может быть, она думает, что сказка про полеты и ей, и мне приснилась?
Порой я и сам вздрагиваю: а вдруг ничего этого нет? И Сережки нет?