Дырчатая луна

Для доказательства, что все это правда, я ночью улетаю с Сережкой в далекую-далекую степь, где всегда светит луна и причудливые камни — идолы и чудовища — чернеют среди высокой травы. Я рву там луговые цветы и с ними возвращаюсь домой.

Ромашки, клевер и розовые свечки иван-чая, появившиеся в доме февральским застывшим утром, — это разве не доказательство?

Надюшка от удивления смешно таращит глаза, а Сойка молча утыкается в цветы лицом...

Вот и все. Теперь вы сами видите, что слухи оказались пустыми. А слезы — напрасными. «Сказка стала сильнее слез». Никто не разбился до смерти.

Никто. Честное слово...

  1993 г.

ЛЕТО КОНЧИТСЯ НЕ СКОРО

I. ЗМЕЙ НАД ПЛОЩАДЬЮ ЧАСОВ (Начало, взятое почти из конца)

Змей был сделан из тонкой оберточной бумаги и просвечен полуденным солнцем. Снизу он казался золотистым.

Дергая мочальным хвостом, змей летел над обширными бугристыми пустырями.

Бугры поросли чертополохом с мохнатыми пунцовыми шариками, сизой полынью, репейником и всякими травами, что на заброшенных местах достигают человеческого роста и украшают себя желтым и белым мелкоцветьем. А выше всех зарослей стояли в жарком воздухе розово-лиловые свечи иван-чая. Этим летом он цвел особенно густо.

Полет змея был не ровный, а с частыми рывками. Ясно, что кто-то бежал по пустырю и тащил за собой нить. Но кто именно бежит, было не разглядеть. Лишь качание верхушек выдавало его путь.

На склоне пологого бугра была в зарослях проплешина — с клевером и подорожниками. На ее краю стояли двое мальчишек. Один — кудлатый и коренастый, с сумрачным лицом, в разноцветных шароварах и перешитой десантной тельняшке. Второй — тонкий, белобрысый, голубоглазый, с гладкими волосами и хохолком на темени. Он был в просторных шортах и такой же, защитного цвета, рубашке с распашным воротом, погончиками и шестью накладными карманами. Эта одежда в многочисленных барахольных ларьках продавалась под названием «анголка» — явное влияние недавнего знаменитого сериала «Африканские призраки». В карман можно было засунуть по три автоматных рожка. Но мальчишкины карманы были почти пусты, лишь в одном — горстка фаянсовых осколков совсем не военного назначения.

Имена двух друзей пока неизвестны. Придется одного называть Кудлатым, а другого Белобрысым, хотя, наверно, это не совсем удачный вариант.

Друзья тревожно следили за змеем. И за качанием травяных верхушек. Тихо было. Слышалось только мальчишечье дыхание да нарастающий шелест от того, кто бежал.

Белобрысый наконец сказал тонким голосом:

— Вот паразит! Ни вправо, ни влево...

— Тише... Может, еще свернет.

— Не свернет. В самую точку прет, как на радиомаяк...

Кудлатый расправил плечи и хмуро заключил:

— Значит, сам виноват.

— Может, сказать, чтобы уходил по-хорошему?

— Кто сейчас ходит по-хорошему? — умудренно возразил Кудлатый. — А если и уйдет, потом приведет шоблу...

— Если надаем ему по хребту, тоже может привести.

— Придется так надавать, чтобы не захотел.

Белобрысый обеспокоенно потрогал на макушке хохолок.

— Еще ведь неизвестно, кто кого. Какой он... Может, и не один...

— Не вздрагивай раньше срока.

— А кто вздрагивает? — И Белобрысый попрочнее расставил ноги.

Шум в бурьянной чаще нарастал.

И наконец неизвестный с разбега выскочил на лужайку.

— А ну, стой! — разом крикнули два друга. Один густым, другой звонким голосом.

И враг замер.

Это был не страшный враг.

По правде говоря, никакой не враг.

Мальчишка лет восьми, запыхавшийся и взъерошенный, в трикотажном летнем костюмчике, сплошь покрытом картинками из мультфильмов про Африку: пальмы, бананы и всякие там звери-крокодилы. Главный цвет картинок был зеленый, и будто нарочно, в тон им, крупными кляксами зеленки были заляпаны мальчишкины ноги. А волосы — светло-желтые и глаза тоже светло-желтые, как у косматого льва, отпечатанного посреди майки.

Но теперь глаза эти быстро темнели от испуга.

В кулаках мальчик сжимал метровую заостренную снизу палку. К верхнему ее концу была привязана нитка змея. Видимо, для того, чтобы тянулась повыше, не цеплялась в кустах. Мальчик был похож на маленького знаменосца, с разбега налетевшего на неожиданных врагов.

Двое смотрели на него. Он — на них.

Наконец мальчик приоткрыл рот. Голос был сипловатый — то ли от испуга, то ли от природы такой. А слова — сбивчивые:

— Я не знал... Сюда нельзя, да? Я правда не знал. Я думал, что я тут кругом один...

При этом он машинально покачивал палку с нитью, чтобы змей продолжал ощущать натяжение и не упал. Здесь, внизу, было жаркое, пахнущее травами безветрие, но выше над буграми тянул ветерок. Поддерживал змея.

Мальчик шевелил палкой, а глаза все темнели, и вокруг него нарастал звенящий страх.