Дырчатая луна

Это были огоньки нашего города. И посадочные костры я тоже различил. Пора приземляться. Но не хотелось. Словно я не все еще сделал, что должен был этой ночью.

А песня продолжала звучать во мне. Была в ней и тревога, и печаль, но было и хорошее ожидание. Потому что ведь правда дорога не кончена! Сказка не кончена!

Скоро вернется Сережка.

А еще до этого я слетаю к Сойке, узнаю, как она там...

Да, но где же я там сяду?! Если сегодня не смог, то и потом... Вот балда! Надо было условиться, чтобы Сойка нашла площадку, зажгла костры... Но ведь она говорила: «Бугры...»

А может, прямо в воздухе превратиться в мальчишку с парашютом? Хорошо, если получится. А если...

Но допустим даже, что опущусь. А как взлетать? Откуда?

«Приедет Сережка, и все решим», — сказал я себе.

Но приедет он только через несколько дней. А я... почему я сам ничего не могу решить? Почему опять жду Сережку, как няньку?..

Если уж я отправил Сойку в Дорожкино, должен и дальше в этом деле разбираться сам. А то, как глупый кот, который забрался на дерево, а слезть не умеет.

Ведь сумел же я построить в Пространстве треугольник для сокращения пути! Один, без Сережки. Наверно, можно построить и посадочную полосу у Сойкиной деревни. Может, это будет лента, как бы вырезанная из Туманных лугов. Полоса светящегося тумана, под которой надежная твердость.

Но как эту полосу перенести на землю?

Я чувствовал: есть у Безлюдных Пространств законы и правила, которые могли бы мне помочь. Нам с Сережкой иногда казалось, что мы ходим у самого краешка, за которым разгадка многих тайн. Это когда мы бродили по заброшенной территории и звенела тишина. Остановись, прислушайся к этому звону, напряги нервы — и что-то откроется, станет ясным, видимым, разрешенным. Словно распахнется во всю ширь четвертое измерение. Ведь мы и так уже знали и умели вон сколько!

Но не получалось. Отвлекало нас то одно, то другое. А может быть, дело в том, что Безлюдные Пространства чересчур оберегали свои тайны. Ведь недаром они разрешили приходить к себе только окольным путем и не пускали через главный вход. И вдруг я понял! Разом! Что сейчас — время!

На полной скорости, на бреющем полете промчаться между башнями и оказаться там! И тогда... Я не знал, что будет тогда, но чувствовал: что-то совсем новое! Разгадка! Открытие!

И Сережка тогда навечно останется со мной, и дорога к Сойке станет короткой и легкой, и все-все в жизни будет хорошо.

Только надо решиться!

Ширина между башнями — как размах моих крыльев. Зацеплю?

Но ведь в нужный момент можно сделать крен: одна пара крыльев — в небо, другая — к земле. Тогда уж проскочу точно!

А иначе... сколько можно «биться в дверь заколоченную»?

Я сделал над ночным городом разворот.

Небо от ущербной луны просветлело, а территория Безлюдного Пространства космато чернела впереди. Я снизился, пошел над крышами. Две башни встали впереди, как два тупых клыка.

Ну, давай, Ромка! Ты ведь уже не балконный житель. Ты — Летчик и Самолет, знающий в Безлюдных Пространствах многие пути! Открывай же самый главный путь!

Башни вырастали, неслись навстречу... Крен!

Клочья тьмы мелькнули передо мной!

Я понял, что это, но поздно. Хрусткий, с резкой болью удар рванул левое нижнее крыло. Земля — как черная стена. И я в эту стену — мотором, лобовым стеклом. Лицом...

Но я не разбился насмерть.

Я долго лежал оглушенный. Потом со стоном поднялся. Встал. Я — Ромка, мальчишка.

Шатало меня, голова гудела. Левая рука висела, пальцы не сгибались, колючая боль сидела в плече. Такая, что капли сами бежали из глаз. Я поморгал, подышал сквозь зубы. Переступил в траве: работают ноги-то? Они работали... ох, а сколько топать до дому! И надо спешить, скоро рассвет, сумрак уже делается серым...

В этом сумраке я увидел, как идет ко мне кто-то худой, высокий. Шелестела трава.

Я не испугался, но весь напрягся. Не знаю почему, но сразу понял — это Старик.

Он подошел, положил на мое плечо узкую ладонь. И боль угасла. Я шевельнул пальцами. И разбитыми губами:

— Спасибо.

— Давай сядем, Рома, — сказал Старик глуховато.

Я сел на лежавшую в траве балку. Колени высунулись из продранных штанин. Новый спортивный костюм был... Ох, мама!

Старик сел рядом.

Сережка правду сказал: он похож был на пожилого дирижера или артиста. Я это разглядел даже в предрассветной мгле. И такая вот поза, когда он сидел на низкой балке, не очень ему подходила. Но Старика это не смущало, он поддернул брюки, спросил по-житейски:

— Сильно грохнулся?

— Еще бы... Я бы не зацепился, но тени черных орлов! Я вообще про них уже не помнил, а они...

— Какие тени?.. А! Вы вот как называете это. Ну что ж...

— А на самом деле, что это такое?

— Как вам сказать... Подвижные участки закрытого поля.

— Зачем они? — спросил я хмуро.

— Чтобы непрошеные гости не совались куда не надо.

— А кто сунулся, того башкой в землю. Да? — Я чувствовал, что начинаю ненавидеть Старика.

Но он ответил мне мирно.

— Кто же знал, что вы сунетесь сюда с размаху? Я просто не успел. Вы в чем-то и сами виноваты...

Я сник. Прошептал:

— Теперь я уже не смогу быть самолетом?

Старик вздохнул: