Дышать! (СИ)

Наконец послышался голос Кетти "Кажется, стало громче". Голова моя кружилась, но я вполне трезво судил, что Кетти ошиблась. Меня опередил Тедд "Ты совсем рехнулась?!". Тут же прозвучал выстрел. В короткий миг вспышки, когда пуля еще не прошила Тедда насквозь, я успел увидеть полный людей коридор. Нас было не пятеро, нет. В два метра шириной, он был заполнен в несколько рядов. Я видел контуры женских волос и отблески заплаканных глаз. И грохот. Рвущий барабанные перепонки, эхом разлетающийся вглубь. В ушах зазвенело, а в груди забилось. Я рванул так быстро, как могли бежать ноги. Сзади закричала целая толпа. Первой я врезался в Хлои, она завизжала, а я схватил её за плечо и рванул с собой. Еще через пару секунд мы сбили с ног Кетти, она вопила "Прошу, не надо!".Крик сзади терял людскую природу, нет! Это была толпа! Вовсе не люди! Мы побежали втроем и бежали долго. Пока силы во мне не закончились, пока дыханье не потерялось напрочь, пока я не понял, что последние пять минут тащу по полу обессиленных Хлои и Кетти.

"Вроде тихо", - сказал я, заметив, что криков сзади уже не слышно. "В Тедда стреляли? Его убили?" - спросила Хлои. "Тихо. - ответила Кетти, - Так тихо, но не слышно, как стучится сердце". Вдруг для себя я заметил, что Кетти права. Что сердце бьется, разве что не вырывается, но его не слышно. Ни пульс в ушах, ни вообще. Что кругом тишина и лишь дыханье тяжелое мое и слабее у Хлои и Кетти. Стало жутко, стало страшно. Однако признаваться в страхе я не имел права, и сказал "Мне интересней, почему не было слышно наших шагов", от сказанного стало страшнее в сотню раз. Я сам сказал, но понял спустя секунду, все то время, что мы бежали, не было ничего. Только тяжело ртом, и со свистом носом. Вот и все. Я хлопнул в ладоши, и глухой шлепок все-таки пробился до меня. Хлопнул себя по щеке. Так же глухо. Кетти заплакала, а понял я, что это Кетти, только из-за голоса Хлои "Не сейчас, сейчас нельзя".

Уставился во тьму. И тишина и тихий рёв начали играть злую шутку. Стали мерещиться изгибы и движенья. Я стал и верить и предполагать, что прямо сейчас, раз шаги здесь не слышны, прямо сейчас из ниоткуда звериная лапа схватит мое лицо, сожмет и не отпустит. Что кончится мое дыханье в ней, и сказать я уже ничего не смогу. Уставился во тьму и пытался не бояться. Там не было ничего, и было слишком многое. Меня тошнило, но тошнить было нечем. Уставился во тьму, потому что смотреть больше было некуда.