Дыши всем назло

Не выходила из головы никак эта чертовка. Раздражала хуже Эсли. Та, хоть и лебезила перед ним постоянно, вертелась как юла, но Бертран не покидала его никогда. Если она не находилась рядом, то обязательно влезала в его голову, без разрешения, без его на то воли, так бесцеремонно. А в школе? Он видел ее каждый день, словно она его преследовала. И смотрела еще на него так, словно хотела сбежать на край света, с нескрываемым ужасом. Нельзя не признать, что она смогла без труда завладеть его мыслями, и потому он желал от нее избавиться. Жестко. Вырвать с корнем, чтобы исчезла навсегда. Из мира, из его вспухших мозгов – откуда угодно. Он жаждал сломать ее, разбить, но как это сделать – на сей раз мысли, как реализовать свои идеи, не приходили, потому что сейчас он только и мог, что злиться на себя, на нее – на всех вообще. Ненависть, жгучая ярость, безысходность… И все эти эмоции он держит под прочным замком, а они разрывают его на части. Безысходность.

Но почему именно она? Почему? Чтобы какая-то там дамочка в беде завладела его вниманием… Месяца два назад он бы от души посмеялся, если бы ему такое сказали, а вот сейчас ни капли не смешно. Он даже не был в состоянии понять, кого ненавидит больше – отца или эту треклятую Бертран, будь она неладна.

Убить, разорвать, сломать, разбить, рассеять по ветру… Да кто она вообще такая, чтобы не переставая думать о ней, пусть и не очень хорошо? Наверняка он просто хотел ее испортить, но чересчур сильная духом попалась, ее воля отражалась в глазах, чувствовалась в ее теле, витала вокруг нее в воздухе. Да, Стоунер не так давно ей заинтересовался и пока еще ничего особенного не предпринял, чтобы уничтожить ее, создать из нее свой образ, сделать подобной ему самому, но как же, черт возьми, он этого хотел, и хотел сделать поскорее. Цель мучила, требовала завершения. Вокруг него не будет счастливых людей с мечтами о прекрасном будущем – ни за что, а тут такая притягательная душа…

«Ты ведь хочешь испить ее до дна, правда? Опустошить…» – кипело внутри нетерпение.

Обо всем этом Аавилл думал в тысячный раз, стоя у подоконника, и в тысячный раз голова начинала болеть до изнеможения, к горлу подступила тошнота. Когда Орлеан придет, Стоунер хорошенько его встряхнет за то, что он опять где-то долго шлялся, и ему пришлось снова вспоминать о Бертран, загибаться от негодования.

И вот он, идет вприпрыжку, несет какой-то пакет в руках. Злость отошла на второй план.

– Держи, – Орлеан всучил пакет другу.

Тот заглянул в него и хитро уставился на Файера.

– Маловато, – сказал Аавилл.

Орлеан выпучил глаза и удивленно воззрился на Стоунера, тряхнув головой.

– Ты о чем?

– Тут даже на поцелуй в мою задницу не хватит, – Аавилл ухмыльнулся, скрестив руки на груди. – А ты-то о чем?

Файер опять тряхнул головой. До него дошло, наконец. В другой раз он бы посмеялся, если бы не был так обеспокоен.

– Догадайся, – Орлеан сел рядом на подоконник. – Твой отец вновь посещал Делайлу и вручил ей это.

– Твою налево, Орлеан, я думал, ты опять со своими шутками! – Стоунер вдруг бешено подскочил на месте. – Что?! Повтори!

Файер тяжко выдохнул, прекрасно понимая, что чувствует друг, однако всего лишь покачал головой, спросив:

– Что твоему отцу надо от нее?

Голову словно пронзило отравленной стрелой. Яд растекался в мозгах, расплавлял их, шипел, бурлил, перетекал в тело, внутри разливался жар. О, он знал, что. Безусловно знал. Подонок…

– Он пронюхал, – Стоунер стиснул зубы. – Пронюхал про Бертран.

– Чего? – вытаращился Орлеан.

– Того. Недавно вызывал Фрэнка, мне понадобились его связи кое-где… Нужно было узнать побольше про Бертран. Идиот, я тогда не предпринимал мер предосторожности. Этот кусок дерьма все прознал и теперь хочет соревнований… – Аавилл стукнул кулаком по подоконнику, содрав костяшки пальцев в кровь.

Орлеан медленно приходил в себя, пытаясь понять хоть что-нибудь из сказанного Стоунером, но давалось это туго.

– То есть? Ты что, хочешь сказать, что твой отец просек твою заинтересованность Делайлой и теперь собирается отобрать твой хлеб? – звучало очень абсурдно. – Но зачем? Вам что, по пять лет? И твой отец педофил?

– Мой отец – кретин, вот что я могу сказать. Он меня с рождения ненавидит, у нас всю жизнь война и глупые состязания, так что я не понимаю, чему ты удивляешься.

– Хорошо, пусть так, но тебя что, действительно заинтересовала Бертран? Да зачем она тебе? – впервые Орлеан абсолютно не понимал Аавилла и очень хотел знать ответы на свои вопросы.

– Не каждый день увидишь особу, которая ударяет тебя при всех и выливает на тебя ведро коровьего помета. Ты что, думаешь, я уйду без мести? – Аавилл решил не юлить и сказать правду хотя бы Файеру.

– Я смотрю, ударила она тебя неслабо, – позволил себе усмехнуться Орлеан.