Дyxless 21 века. Селфи

Она бросается мне на шею. Вжимается в меня. Обнимает судорожно, вцепляясь в одежду. Безысходно. Будто знает, что я не смогу защитить.

– Почему? Почему ты мне сразу не рассказал?

– Никто бы не рассказал на моем месте. – Я чувствую ее влажные губы у себя на щеке. – Теперь ты знаешь.

– Мне страшно, Вова, – шепчет она. – Он убьет тебя.

– Главное – тебя он пока не вычислил.

– Ты знаешь, что с этим делать? – Она поднимает на меня глаза. – Есть вероятность, что он от тебя отстанет?

– Есть немного. – Я глажу ее по волосам. Смотрю ей в глаза, делая вид, будто мне смешно. Будто я тот парень из триллера, который победит маньяка. Будто у меня все под контролем. Хотя мы оба знаем: это не так. – Я спущусь за сигаретами.

Ненавижу фразу «есть немного». Как правило, ее произносят люди, сидящие по уши в говне, но отчаянно этого состояния не признающие. Например: «Ты в последнее время частенько бухой» – говорят обычно другу, который спивается.

– Ну, есть немного.

– Машину сильно разбил? (Зная, что разбил под списание.)

– Ну, есть немного.

То есть уже жопа. Ты это знаешь, и все это знают. Тут бы признать и согласиться. Но ты этим своим лицемерным «есть немного» ищешь компромисс с самим собой, признавая наличие проблемы и одновременно понижая ее уровень. Меня с детства учили, что компромиссы для лузеров. Даже если лузеры уезжают на «Бентли».

– Доброй ночи! – Она будто не видит меня. – Доброй ночи! – говорю я громче.

Продавщица, зевая, отрывается от разгадывания кроссворда.

– Пачку «Парламента», пожалуйста, – выдыхаю я, разглядывая батарею бутылок за ее спиной.

– Девяносто пять, – сонным голосом говорит она, бросая на прилавок пачку, большую часть которой занимает наклейка «КУРЕНИЕ ПРИВОДИТ К ИМПОТЕНЦИИ».

– Послушайте, а можно мне с какой-нибудь другой надписью? С угрозой выкидыша или с ампутацией конечностей.

– Вам не все равно, что курить? – Кажется, она еле удерживается от того, чтобы не покрутить пальцем у виска.

– Мне – нет!

– Начинается, – хмыкает она, пожимает плечами, лезет под прилавок. Копается там несколько минут, потом выныривает.

– «Парламент» весь такой. «Мальборо» будете брать? – чуть ли не тычет она пачкой мне в лицо.

«Курение – наркотическая зависимость», сообщает наклейка.

– Вот спасибо!

Расплачиваюсь и выхожу на улицу. Медленно распечатываю пачку, верчу в руках, словно что-то мешает мне достать сигарету. Еще раз перечитываю предупреждение про зависимость. В голове щелкает. Рывком вытаскиваю телефон, набираю номер:

– Макс, я нашел! Мы его схаваем! Ты даже не представляешь, как красиво мы его сожрем!

– Чего ты орешь как полоумный? Время час ночи, – шепчет Макс.

– Я вспомнил, что в моей машине нычка! Граммов десять «плана»! Нет, ты представляешь?! Может, даже больше!

– Тише, тише, – шипит Макс, – ты сдурел, что ли, по телефону такие вещи обсуждать?!

– Приезжай, прошу тебя. Или, хочешь, я метнусь к тебе?

Макс тяжко вздыхает.

– И все, и он у нас в руках, – нарезаю я очередной круг по комнате, энергично жестикулируя.

– Погоди, не мельтеши! – Макс сжимает виски. – Дай сообразить.

– Да чего там соображать?! – вытаскиваю изо рта сигарету, прикуриваю от нее новую. – Твои менты останавливают мою… то есть его машину, находят нычку под задним ковриком – и вуаля! Телефон забирают, его самого упаковывают часов на восемь…

– А ты в этот момент отваливаешь в «Останкино» и выходишь в эфир? А как ты выйдешь, если не знаешь ни темы, ни гостей?

– Макс, – кривлюсь, – я тебя умоляю! Гостей у нас на телевидении ровно двадцать человек. Из тех, что ходят на любые темы: от счастья материнства до трагедий на дорогах. Я их всех видел уже сто раз. А тема… Часа до эфира мне хватит подготовиться.

– А дальше? – Макс отстукивает пальцами по столу какой-то рваный ритм. – Предположим, у нас срослось. А с ним дальше что делать?

– Мальчики, вам кофе приготовить? – просовывает голову в дверной проем Катя.

– Нет, – хором отвечаем мы, не оборачиваясь.

– Дальше… дальше… дальше… – Я продолжаю нервно вышагивать по комнате. – Его посадить придется… за торговлю наркотиками.

– Как кого? – Макс делает глубокую затяжку. – Ментам что сказать? У него документы на твое имя, врубаешься?

– Ну не знаю, – начинаю я импровизировать. – Ну украл он у меня эти документы! Они… они в моей машине были, которую он угнал! Так подходит?

– Не знаю. – Он ввинчивает окурок в стеклянный бок пепельницы. – Все бы хорошо, только вы с ним – одно лицо. Он же сразу в ментовке начнет рассказывать, что он великий писатель земли русской Владимир Богданов.

– Владимир Богданов, к твоему сведению, будет в этот момент вести эфир федерального телевидения! И что он на это скажет? Очная ставка? Да ради бога! – рывком открываю балконную дверь, выхожу навстречу порывам свежего ветра.

– Чистая авантюра, – выходит он вслед за мной. – Менты любят простые комбинации, понимаешь? А тут все слишком сложно. Как объяснить им, почему нужно принять человека, который выглядит как ты, да еще и ездит по городу на твоей машине с твоим паспортом?

– Макс, такое впечатление, что мы поменялись местами. Обычно это я ною и говорю, что ничего не получится.