Дзен футбола

Нелинейность футбола - залог его существования. В отличие от тех достижений, что определяются метрами и секундами, футбол лишен меры и последовательности. Гол может быть продолжением игры, но может и перечеркнуть все, ею созданное. Несправедливый, как жизнь, футбол и логичен не больше, чем она. Проигрывают те, кто знает, как играть. Выигрывают те, кто об этом забыл. Футбол ведь не позволяет задумываться - головой здесь не играют, а бьют, желательно - по воротам. Футбол - игра инстинктов. Только те, кто умеет доверять им больше, чем себе, загоняют мяч в сетку. Там, где цена поражения слишком велика, мы не можем полагаться на такое сравнительно новое изобретение, как разум. Тело древнее ума, а значит, и мудрее его.

Великий форвард, на которого молится вся команда, воплощает свободный дух футбола. Как пассат, он носится по полю, послушный I только постоянству направления. Его цель ока-; заться в нужном месте в нужное время, чтобы • не пропустить свидание с судьбой. Гол кажется* материализацией этого непрерывного движе-» ния, продолжением его. Но встреча двух тел в* неповторимой точке - все равно дело случая.* И мы рукоплещем тому, кто способен его распо- I дожить к себе - не расчетом, а смирением, веч-* ной готовностью с ним считаться, его ждать, им» стать. I

ПИДЖАК ЗА ПЯТЬ ТЫСЯЧ

/"^Ч треляете? - Бывает. Когда курить бросаю. - А по львам? - Не, разве что - уток в тире. - Хотели бы на полигон? Ракетой жахнуть? - Боже упаси!

Разговор не клеился, и я чувствовал себя неловко. Собеседник перевез меня через дорогу в своем красном «Чироки», разменял в валютном киоске сотенную, угостил капучино с текилой, а я упорно не соответствовал. Его изданию нужен был король гламура, я тянул на валета. К тому времени за мной уже тянулся длинный хвост глянцевых органов, но разве за Москвой поспеешь.

Постепенно вникая в капризную поэтику гла-мурной прессы, я понял, что попал в мир, знакомый с детства. Как в сталинской фантастике, тут не было денег. Вернее, их было столько, что никто не считал. Коммунизм, наконец, добрался I до нашей родины, победив, как и обещал, в од- «ной отдельно взятой стране - той, которой нет.* Только в ней уважающий себя москвич не выхо-* дит из дома, без пиджака за пять тысяч. (В Аме- • рике тот же журнал, но по-английски советует I одеваться на барахолке.) Я знаю лишь одного че- • ловека, который может себе позволить такой* пиджак, но он звонит из автомата и обедает бу- I тербродами. Собственно, поэтому я и не верю, • что гламур существует для богатых - зарабаты- t вать им интереснее, чем тратить.

Все сложнее. Гламур превратил потребление • в зрелищный спорт. Мы не едим, а смотрим, как I едят другие - в жемчугах и смокингах, в лиму- • зинах и тропиках, на серебре и лайнерах. Мы «им даже не завидуем, потому что они ничего не* скрывают в отличие от прежних вождей, преда- • вавшихся своим унылым оргиям за колючим за- I бором. Когда из рухнувшей ГДР показали сек- • ретный притон тамошнего ЦК, западные сооте-* чественники никак не могли поверить, что рас- • пилившейся фантазии немецких коммунистов • хватило лишь на буфет с молдавским коньяком I и бассейн в бункере. •

Распущенный гламур оперирует с иным раз- I махом. Пропустив среднее звено достатка, он; шагает по облакам, засеянным звездами. Одни* из них (свои) ближе других, но все смотрят «низ, добродушно подмигивая. Гламур - своего рода телескоп, сводящий небо на землю. От этой оптики портится зрение. Кажется, что мечта располагается сбоку от действительности. Достаточно позвать, и она спрыгнет на колени - в виде грудастой негритянки из «Плэй-боя» или подноса с породистым виски из соседствующей с ней рекламы.

В сущности, и здесь нет ничего нового: родной жанр бесконфликтного соцреализма, где лучшее всегда побеждает хорошее. Та же незатейливость целей и простодушие средств, но полиграфия несравненно выше. В ней все - дело: хорошая печать застит глаза. Реализм якобы художественного образа создает иллюзию верного хода. Отечественная жизнь в своих высших - гламурных - проявлениях достигла всемирного уровня, догнав Америку и перегнав ее вместе с другими более цивилизованными странами. Гламур стал протезом эмоций. Он позволяет сопереживать чужой жизни, ничего не делая для того, чтобы она стала твоей.

Столь привычный статус преображенной вымыслом действительности создает столь же обманчивый контекст для всего остального. Логика гламура подчиняет себе информационное пространство, пользуясь тем, что другого, Г в чем нас убедили постмодернисты, и не оста-» лось.*

Приехав в Москву, я, как всегда, включил те-* левизор в отеле. Интеллигентный диктор про- «граммы «Культура» уговаривал меня вместе со I всем культурным человечеством отпраздновать j некруглый юбилей Гейнсборо. Каналы попроще • делились сплетнями о Пугачевой, Жиринов- I ском, Мадонне и королевском дворецком.