Дзержинский. Любовь и революция

Большой знаток большевистской России Ричард Пайпс написал о Дзержинском: “Одиннадцать лет он провел в царских тюрьмах и на каторге. Это были трудные годы, и они оставили в его психике не зарубцевавшиеся раны; вместе с этим он развил в себе непреклонную волю в сочетании с ненасытной жаждой мести”²⁸⁴. Что касается воли – можно согласиться или не согласиться, потому что в его случае вся его деятельность была движима страстностью. Не тюрьма сделала его таким, каким он стал. Наоборот: то, кем он был, привело к тому, что он попал в тюрьму.

А жажда мести? В отношении личности Феликса это был бы слишком упрощенный диагноз. Примитивной эмоцией, какой является жажда мести, руководствуются жертвы в самых простых отношениях с палачом – если получают возможность взять реванш за насилие, несправедливость и обиду – и нет в этих отношениях идеологического контекста. Когда же такой контекст появляется, и жертва обладает теперь силой и властью – мы начинаем иметь дело уже не с жертвой, перевоплотившейся в палача, а со спасителем. Ибо спаситель принимает на себя ответственность за всех: он карает палача не от своего имени, а от имени всех других. Жажду мести он заменяет чувством своей миссии. Если к тому же он аскет, то к миссии спасителя он отнесется как к жандармской обязанности.

Феликс Кон приводит фрагмент разговора между Дзержинским и его товарищами по тюремной недоле. Они сетовали на поведение царских жандармов, и вдруг он их прервал: «Самое главное, что они это делают не из убеждений, а ради карьеры, должностей и орденов. (…) Если бы они действовали по убеждениям, искренне и бескорыстно, защищая господствующий строй, если бы они верили в свое дело – их не в чем было бы упрекнуть»²⁸⁵. Эти слова вызвали возмущение в камере. А находясь в Орле, он просто заявил: «Я посчитал бы для себя великой честью стать жандармом революции!»²⁸⁶.

Без сомнения, тюрьма научила его жестким следственным методам. Одним из них была провокация, позаимствованная у Охранки и очень плодотворно применявшаяся ВЧК. Второй – помещение в камеру агента, чтобы тот выуживал у сокамерников информацию, которую они никогда бы не дали на допросе. Третий – использование осведомителей и поощрение доносительства. Энн Аппельбаум в своем Гулаге так описывает Бутырку в первые два года его работы на Лубянке:

Разрешалось свободно перемещаться по тюрьме, заключенные организовали утреннюю зарядку, основали оркестр и хор, создали «клуб» с иностранными газетами и хорошей библиотекой. (…) Совет заключенных распределял камеры, некоторые из них прекрасно оборудованные, с коврами на полу и стенах. Один из заключенных вспоминал: «Мы прохаживались по коридорам как по бульвару». Эсерке Бабине тюремная жизнь казалась нереальной: «Нас что, даже не могут посадить в настоящую тюрьму?»²⁸⁷.

Только один раз Феликс воспользовался своим положением председателя ВЧК в личных целях: он приказал разыскать убийц своего брата Станислава и расстрелять их. В свою очередь, в 1923 году, когда появилась возможность совершить покушение на Юзефа Пилсудского – который ранее унизил его, выиграв польско-большевистскую войну – он категорически запретил это советским агентам.

Феликс Дзержинский стал главой кровавого министерства безопасности. Повторяю: это было кровавое ведомство. Он создал страшный ГУЛАГ – пенитенциарную систему, по образцу которой со временем была построена структура советского общества! Но эта система не была спланирована сверху и навязана большевиками сразу после захвата власти (несмотря на введение диктатуры пролетариата). Ленин, хоть и любил насилие и пользовался «паразитологичным» языком, призывая к борьбе против паразитов – тем не менее, у руля ВЧК он поставил человека, который гарантировал, что не будет руководствоваться личными побуждениями²⁸⁸.