Дзержинский. Любовь и революция

Норман Дэвис написал в своей книге Белый орел, красная звезда, что у председателя ЧК «были серьезные возражения против войны, у него не было желания усмирять [польское] гражданское население в случае его сопротивления»⁴¹³. Как и его ближайшие соратники и соотечественники, он считал, что вступление большевиков в Польшу вызовет – пользуясь жаргоном социал-демократов – «националистическую бузу», то есть патриотический подъем против чужих. Он предпочитал вызвать революцию изнутри, то есть через восстание красной Варшавы.

Однако на такого типа фантазии было уже слишком поздно. Ленин решился на наступление. 13 июля Феликса внезапно отзывают обратно в Москву – Красная Армия вскоре должна войти на этнически польские земли, в связи с этим Дзержинскому предстоит возглавить Польское бюро ЦК Российской коммунистической партии (большевиков). Почему именно он? Видимо, посчитали, что у него самый богатый военный опыт. На него также возложена обязанность регулярно информировать Ленина об обстановке на советско-польском фронте. Кроме него, в состав Бюро вошли также: Юлиан

Мархлевский, Феликс Кон, Эдвард Прухняк и Юзеф Уншлихт. После занятия польских территорий Бюро автоматически должно преобразоваться во Временный революционный комитет Польши, сокращенно Польревком, а его председателем должен стать д-р Мархлевский. Посчитали, что Дзержинский, как шеф пресловутой ВЧК, вызовет у поляков не слишком хорошие ассоциации⁴¹⁴.

23 июля члены Польского бюро – за исключением Прухняка, оставшегося ненадолго в Москве – выехали в Смоленск, а оттуда в Минск и Вильно. День триумфа над белой Польшей казался близким! 27 июля Феликс телеграфирует в Москву с просьбой выделить миллиард рублей на создание местных революционных комитетов; деньги он получает почти немедленно. В августе он попросит еще миллиард – для польского населения, проживающего на территориях, занятых Красной Армией, материальное положение которого трагическое. 30 июля он пишет жене из Вильно: «Через полчаса мы едем дальше – в Гродно, а оттуда в Белосток. Пишу лишь несколько строк, ибо нет времени для сантиментов. До сих пор все идет хорошо»⁴¹⁵.

В этот же день Польревком принимает обращение под названием Манифест – К борьбе за Рабочую Польшу. В нем говорится: «Не затем вступают в Польшу наши русские братья, чтобы ее завоевать» – во что полякам верится с трудом. И далее: «… управлять фольварками будут батрацкие комитеты» – что не нравится вдвойне, так как это значит, что отобранная у помещиков земля будет национализирована (в то время как крестьяне, особенно малоземельные, хотели бы получить ее в собственность), а кроме того слово «батрацкие» имеет унизительный подтекст, и вообще оно оскорбительно⁴¹⁶.

Манифест был объявлен 30 июля, но не в Белостоке, как было сообщено официально и как Дзержинский телеграфировал Ленину, а еще в Вильно. Польская пятерка Польревкома приняла такое решение, видимо, в связи с известием о том, что Красная Армия вошла в Белосток. Они не хотели, чтобы в обществе сложилось впечатление, что большевики освобождают польских рабочих и крестьян. Это они должны быть там первыми и это должен был понять и Ленин! В действительности Мархлевский приехал в Белосток 2 августа, а Дзержинский и Кон – на следующий день. Члены Комитета воспринимали свою роль как временную. «Было решено, – напишет позже Мархлевский, – что после вступления в Варшаву Комитет передаст свои полномочия Коммунистической Партии Польши, которая призовет польских рабочих назначить Революционное правительство, после чего съезд рабочих и крестьянских депутатов создаст постоянное советское правительство». Таково должно быть будущее, а тем временем Дзержинский и Мархлевский ощущали острую нехватку кадров и просили центр «как можно быстрее прислать коммунистов поляков из Москвы и России и вообще, где бы они ни находились»⁴¹⁷. Да, стали присылать… главным образом чекистов.

Тогда казалось, что социализм, привносимый в Европу на штыках, невозможно остановить. Возбужденный Ленин постоянно требует от Дзержинского известий о развитии обстановки на фронте, а в письме Сталину – в то время политкомиссара Юго-западного фронта – предлагает спровоцировать революцию в Италии ударом через Румынию, Чехословакию и Венгрию. Завоевание мира – вот оно, на расстоянии вытянутой руки!

В Белостоке Революционный комитет занимает дворец Браницких. Этот выбор, конечно, не был случайным. В дворцовом парке члены Временного революционного комитета Польши – в который преобразовалось Польское бюро, но без Уншлихта, который со сломанной ногой застрял в Гродно – делают себе фотографии на память. В здании размещается также госпиталь для раненых.