Дзержинский на фронтах Гражданской

Помощник начальника особого отдела Северо-Кавказского военного округа Диаконов проанализировал влияние положения в деревне на политико-моральное состояние частей РККА и РККФ. В марте 1925 г. он писал: «С одной стороны, недовольство крестьянства налогами, с другой – недостаточная экономическая обеспеченность частей и с третьей – еще не изжитая грубость командного состава дают возможность антисоветскому элементу повседневно указывать красноармейской массе на то, что виновниками крестьянской нищеты являются советская власть и РКП(б). Нередко эта агитация достигает среди некоторой части красноармейцев своих результатов, красноармейцы становятся недоверчивыми к комполитсоставу и усиливают свое недовольство службой в Красной армии».

На антисоветские настроения многих красноармейцев указывал 29 мая 1925 г. и заместитель начальника Особого отдела ОГПУ этого военного округа П.Г. Рудь. В обзоре о политическом настроении частей 29 мая 1925 г.: «Среди части красноармейцев (меньшинство) имеется резко враждебное отношение к дисциплине… пишут, ведут разговоры о том, что «когда пойдем воевать, то в первую очередь перебьем своих командиров…». Подобных разговоров, угроз в различных тонах и вариантах за последние месяцы фиксируются десятками»[788].

На 2-м съезде сотрудников особых отделов ОГПУ в 1925 г. отмечалось, что в РККА развиваются «демобилизационные настроения среди красноармейцев и сильный упадок дисциплины… нас поражает огромное количество дезертиров… имеются письменные заявления о нежелании служить… в некоторых частях красноармейцы в виде протеста устраивают всякие демонстративные выходки, например выливают пищу, не хотят принимать пищи и т.д. …приказы выполняются нехотя, неточно». На этой почве была низкая дисциплина и велико число красноармейцев, преданных суду военного трибунала: в 1925 г. – 21 338, в 1926 г. – 20 601[789].

В ряде частей многие красноармейцы заявляли, что в случае войны они или дезертируют, или сдадутся в плен, а воевать вообще не желают и даже не видят, за что воевать. В Сибирском округе они говорили: «Советская власть не власть, а грабиловка. Если только будет война, то воевать пошлем коммунистов, а если они не пойдут, то мы их перебьем. Штыки в землю и воевать не будем»; в Западном: «Зачем нам воевать, зачем нам военная служба, какая польза? Если будет война, так мы не будем защищать, раз они о нас не заботятся. Если только начнется война, то советской власти несдобровать. Все крестьяне пойдут в леса». Особенно упадок дисциплины наблюдался в территориальных частях. На 2-м съезде особых отделов в 1925 г. было отмечено, что «здесь имеем случаи, когда 500 человек отказываются выполнять распоряжение (в Сибири), когда на Украине чуть ли не тысяча человек самовольно отлучается, когда в СКВО целый эскадрон отказывается выйти на парад в день Октябрьской революции и т.д.».

Дзержинский давал конкретные поручения своим сотрудникам об изучении положения в частях армии и флота. Так, в конце 1923 г., получив данные о наличии контрреволюционных сил в армии Западного фронта и о ведении ими подрывной работы в частях, он предложил В.Р. Менжинскому «наметить план наблюдения и выяснения также мер по усилению нашего наблюдения и по предупреждению всяких возможностей. Меры должны быть приняты по всем линиям нашей работы: ос[обые] от[делы], КРО, погранохрана, губотделы, а также по линии партии – ЦК и губкомы».

В связи с данными о наличии в армии Западного фронта контрреволюционных сил 1 января 1924 г. он рекомендовал Менжинскому обратить на этот фронт «сугубое внимание», поручив: «1) составить срочно сводку всех имеющихся у нас данных о положении на Зап. фронте, использовав и весь материал, имеющийся в ЦКК—РКИ (Гусев-Шверник), 2) наметить план наблюдения и выявления, а также мер по усилению нашего наблюдения и по предупреждению всяких возможностей. При этом меры должны быть приняты особыми отделами, КРО, погранохраной, губотделами и по партийной линии – ЦК и губкомами…»[790]

На основе информационных материалов ВЧК – ОГПУ Дзержинский требовал от аппарата ведомства безопасности разоблачать ложь о Красной армии. 11 августа 1922 г. он распорядился арестовать бывшего слушателя военной академии М.А. Кручинского-Шуфа «по обвинению в клевете с контрреволюционной целью» за его сообщение «О положении в академии»: «Это бред маньяка или авантюриста. Необходимо ознакомить тт. Белобородова, Бубнова и других (комиссию ЦК по делу Кручинского) и т. Склянского. После такого доклада я лично считаю необходимым Кручинского вновь арестовать по обвинению в клевете с к.-р. целью»[791].

31 августа 1922 г. в «Известиях» появилась статья «Очередная ложь». Речь шла о заграничных радиосводках, сообщивших о бегстве в Эстонию начальника штаба РККА Платона Лебедева. Ягоде было поручено «выяснить источники такого сообщения. Ознакомиться с ними в подлиннике». В этот же день в записке Ф.Э. Дзержинскому Г.Г. Ягода указал, что Платон Лебедев даже не родственник генералу П.П. Лебедеву, который принял эстонское гражданство[792].