Дзержинский на фронтах Гражданской

Повстанческое движение было одним из видов вооруженной борьбы, особой войны, противоборства (пожалуй, в ХХ в. органично присущей только России) определенных социальных групп с целью разрешения накопившихся проблем. Принципиальное отличие французской Вандеи от восстаний крестьян в Советской России заключалось в том, что Вандею инспирировала иностранная держава, а антиправительственные восстания в России имели глубокие социальные корни и опирались на широкую социальную базу не только в лице бывших белогвардейцев, остатков помещичьего класса и буржуазии, но и значительной части населения.

У повстанческих формирований, как правило, не было программы, ее заменяли лозунги. Так, руководитель восстания в Якутии генерал А.Н. Пепеляев следующим образом сформулировал политическое кредо мятежников: «Интернационализму мы противопоставляем горячую любовь к народу и Родине, безбожию – веру в бога и партийной диктатуре коммунистов – власть всего народа»[853].

Требования восставших были близки и понятны многим красноармейцам (в основном выходцам из крестьян). Советское командование часто сталкивалось с их нежеланием выполнять приказы и было вынуждено свои части пополнять или расформировывать как «зараженные бандитизмом и массовым дезертирством», а для восстановления боеспособности личного состава даже применяло аресты и предание суду ревтрибунала[854].

Наряду с восстаниями и мятежами в стране получил широкое распространение уголовный и политический бандитизм. Между мятежами и бандитизмом была самая тесная связь. Нередко разгромленные формирования мятежников превращались в бандитские отряды. Порой трудно было отличить одно от другого. Действия бандитов, повстанцев и мятежников были почти одинаковыми: агитация против налогов, диверсии, разграбление имущества, свержение органов власти, мобилизация населения, распространение слухов о ширящемся восстании, арест советских активистов и коммунистов, расправа над ними и членами их семей.

Следует отметить, что в большинстве случаев зверства восставших не были спонтанными, а направлялись руководителями движения, о чем свидетельствуют приказы барона Р.Ф. Унгерна, Н.И. Махно и другие. Вот выдержка из приказа № 15 от 2 мая 1921 г. Унгерна:

«…2. Комиссаров, коммунистов и евреев уничтожать вместе с семьями. Все имущество их конфисковывать.

3. Суд над виновными может быть или дисциплинарным или же в виде применения разнородных степеней смертной казни»[855].

Главарь одной из банд полковник Емлин обещал поголовно вырезать всех коммунистов в приграничных районах. Он и другие поступали на основе инструкции порученца атамана Г.М. Семенова генерал-лейтенанта Глебова, 4-й параграф которой гласил: «Сознательные члены коммунистической партии объявляются вне закона и подлежат беспощадному уничтожению», а параграф 8 рекомендовал: «Провести несколько налетов на почтово-пассажирские поезда для добычи средств. Коммунистов расстрелять»[856]. В западных районах Белоруссии свирепствовали банды С.Н. Булак-Балаховича. Например, в местечке Плотницы они сварили в огромном котле заживо еврея и заставили жителей «хлебать коммунистический суп». Характерной чертой погромов было большое количество изнасилованных: только в Мозырьском уезде число их достигло1500 человек[857]. В районе с. Поныри Курской губернии, где действовала банда Кузенка, грабившая кооперативы, почтовые конторы и даже облагавшая налогом зажиточных крестьян. За невыполнение их требований бандиты насиловали женщин, отрезали им руки и груди, обливали керосином и сжигали[858].

Все эти годы в Средней Азии действовали басмачи при активной помощи отрядов белогвардейцев и казачьих атаманов. И те и другие проводили политику жесточайших репрессий по отношению не только к активным сторонникам советской власти, но и к мирному населению.

Восстания и бандитизм наносили огромный ущерб народному хозяйству, обороноспособности страны: взрывались мосты, водокачки, железнодорожное полотно, уничтожалась телефонная и телеграфная связь, сжигались здания Советов, клубы, народные дома, устраивались крушения поездов. Все это вызывало чувство неуверенности населения, не давало ему спокойно трудиться. Бандитизм показывал и бессилие власти. У Советского правительства не было возможности приступить к восстановлению народного хозяйства из-за повстанческого движения и бандитизма в ряде районов страны.

Следует отметить, что 1921 г. был самым сложным в борьбе с повстанческим движением и бандитизмом. К весне в России переплелись воедино многочисленные социальные, экономические, политические, национальные и межнациональные противоречия. Они вылились в вооруженное противоборство, разнообразные конфликты и столкновения. Нельзя не согласиться с историком Л.М. Спириным, считавшим, что с начала 1920-х гг. пошел третий этап «самой настоящей Гражданской войны, войны народной»[859].