Несмотря на то, что отпуск явно укреплял здоровье, Дзержинский вскоре захотел вновь вернуться на работу. Долго отдыхать он не мог. При этом более раннее возвращение Дзержинского из отпуска вновь шло помимо «московских решений». И. С. Уншлихт так описывал ситуацию: «Дзержинский лечился на юге. Очень устал. Чувствовал себя неважно, но спешил на работу в Москву. Ленин проводит в Политбюро постановление[1126]
, запрещающее ему вернуться до полного выздоровления. Не рассчитывая на других, сам взялся за осуществление этого решения, и пишет мне: «пошлите, пожалуйста, шифровку Беленькому: «сообщите ход лечения и отдыха Дзержинского шифром депешей и заключение врача поточнее о том, сколько еще времени требуется для полной поправки». Телеграмма была немедленно послана, но Беленький медлит с ответом. Ленин требует ускорить ответ, а на Беленького за затяжку наложить взыскание». 25 октября 1921 г. Уншлихт сообщил В. И. Ленину о том, что постановление Политбюро было сообщено Дзержинскому, а Беленькому объявлен строгий выговор и срочно затребован отзыв врача[1127].Необходимо отметить, что отпуск Дзержинского не был простым отдыхом. Находясь на юге, он не только проводил региональные совещания транспортников, но и курировал важнейшие операции ВЧК. В данном случае необходимо упомянуть важнейшую из них: возвращение белого генерала Я. А. Слащева в Советскую Россию. Генерал Слащев был известен не только как один из самых талантливых белых военачальников, но и как сторонник жестких мер поддержания порядка на контролируемых белым движением территориях. Он проводил массовые расстрелы на Северном Кавказе, на Украине (Николаев) и в Крыму. При этом он не только вешал большевиков и рабочих, но и применял пытки. О последнем мало кому известно. Слащев-вешатель, Слащев-кокаинист — известно. Но было и другое. Недавно были изданы белые мемуары С. А. Туника, который рассказывал об одном слащевском эпизоде 1919 г.: «Здесь мне приходилось принимать и угощать генерала Шиллинга и генерала Слащева (тогда он был еще полковником). Спирт я доставал в околотке, у старого знакомого д-ра Бершадского. Знакомство пригодилось. Слащеву тогда было лет тридцать пять. Стройный, высокого роста, с довольно красивым лицом, покрытым (если хорошенько присмотреться) сетью очень мелких морщинок. Благодаря своему красноречию всегда был душой общества. Пил много и не пьянел, как и все кокаинисты. Носил казачью форму, на спине всегда большой белый башлык с вышитым шелком черным двуглавым орлом. В первые же дни нашего первого знакомства мне пришлось видеть, как шел «допрос» матроса, взятого в плен: он приказал подвесить его за руки и за ноги к двум столбикам — как в гамаке — и развести под ним костер. Сам Слащев сидел перед ним на скамейке со стаканом в руке. Допрос закончился тем, что «краса и гордость революции» был изжарен»[1128]
. Об этом эпизоде в ВЧК не знали, но знали приказы «Слащева-вешателя» в Крыму. Тем не менее было принято решение об операции по возвращению генерала в Россию, с его дальнейшей официальной и публичной амнистией. Одним из организаторов этой операции был Дзержинский, «отдыхавший» на юге России. Во-первых, он руководствовался ноябрьской амнистией ВЦИК 1921 г., согласно которой была объявлена амнистия участникам Белого движения. Вторым, более важным моментам, было стремление показать сомневающимся в возвращении на родину, что даже такие деятели белого движения, как Слащев, могут не опасаться за свою жизнь. Чекисты уже знали о сложных отношениях Слащева и Врангеля. Последний провел суд над генералом, который уволил со службы Слащева и лишил его права ношения мундира. Поэтому гарантии генералу нашли отклик и в ноябре 1921 г. он приехал в Севастополь, откуда выехал вместе с Дзержинским в Москву.По возвращении из отпуска Дзержинский снова окунается в московскую работу. Его зам по НКВД РСФСР был серьезно болен и потребовалась реорганизация коллегии НКВД. Новым заместителем Дзержинского в НКВД, согласно решению Политбюро от 24 ноября, стал Белобородов, которому было поручено усилить коллегию наркомата[1129]
.Среди важнейших вопросов была и реорганизация ВЧК. Введение НЭПа, надежды на иностранные кредиты ставили вопросы о судьбе ВЧК в новых условиях. Для Ленина было очевидным, что вопрос о кредитах на предстоящей Генуэзской конференции в апреле 1922 г. будет связан в т. ч. с существованием в Советской России такого органа, как ВЧК. Поэтому Ленин осенью 1921 г. стоял за радикальное реформирование ВЧК.