Джагала

Наверное, я больше не буду упоминать о том, как меня то и дело охватывали ярость, бессилие или разочарование. Они просто случались, периодически, раз за разом, в том или в ином порядке, короткими или долгими периодами. Все это ничего не значило. Когда надо сделать что-то, чувства значения не имеют — только действия.

— Михей, а почему для всего этого выбрали тебя?

— Выбрали для чего, господин Мерс?

— Заботиться обо мне. Почему тебя?

— О, не знаю. Я сильный, наверное, поэтому.

— Ты сильный, да.

— И думаю, нужно, чтобы я был еще и глупый.

— Глупый, — глупо повторил я.

— Ну, я сильный, так что они подумали, что я глупый.

— А. Понимаю. Да.

Он усмехнулся.

— Да-да, знаю. Вы тоже думаете, что я глупый. Ничего страшного, я не обижаюсь. — Парень вдруг нахмурился. — Может, потому что я не обижаюсь, меня и выбрали, если подумать.

Я не знал, что тут и сказать, поэтому не сказал ничего. Михей слегка поклонился.

— Позвоните, если я понадоблюсь, господин Мерс.

— Зови меня Влад.

Он ушел, а я смотрел в потолок, словно ожидая обнаружить там что-то интересное. Не удалось.

Лойош доложил, что пока докладывать не о чем.

Я поспал, потом поел хлеба с бульоном. На этот раз принесли и рюмочку бренди, чему я был несказанно рад.

В дверь постучали, я сказал «Войдите», и похоже, сделал это достаточно громко, потому что дверь отворилась, а за ней был отец Нойж. Он вошел, но когда увидел меня, улыбка его пропала.

— О, я не знал…

Не знаю, почему, но он напомнил мне Нойш-па. Я строго велел себе не доверяться этому чувству.

— Садитесь, — предложил я.

Он так и сделал, по-прежнему глядя мне в глаза. Всю гамму чувств, которые отражались на его лице, я распознать не мог, но выглядел он по меньшей мере смущенным. Значить это могло все что угодно.

Отец Нойж сложил руки на коленях.

— Чем я могу вам помочь, господин Мерс?

— Вы рассказываете, я слушаю.

— Рассказывать о…

— Об истории, отец Нойж. Не такой уж древней истории.

— История…

— О том, как граф и барон воевали за то, надлежит ли крестьянам работать на земле или на бумажной мельнице.

Брови его приподнялись.

— Кажется, вы сами уже немало об этом выяснили.

— Вы имеете в виду — больше, чем те, кто верят в байки о вызванных демонах, о завершающей битве добра и зла, и о баронах, которые купаются в крови девственниц?

— Ну да. — Он слегка улыбнулся. — В подобное вы не верите, верно?

— В девственниц так точно.

— Да, полагаю, это самая сомнительная часть.

— Так что же произошло на самом деле?

— Вы в основном уже обрисовали.

— Тогда опишите остальное, отец Нойж.

— Ну, демонов никто не вызывал.

— Это-то я подозревал.

— Все просто. Старый Саэкереш — дед нынешнего графа Саэкереша — открыл процесс производства бумаги, и хотел построить бумажную мельницу.

— Так, и что дальше?

— Процесс построен таким образом, что необходим крупный объем операций. Ему нужны были рабочие и лесорубы. Очень, очень много лесорубов. Мы их зовем «фаваготи».

— Ясно.

— И он переехал сюда, потому что…

— Погодите. Как переехал, откуда?

— Точно не знаю. Откуда-то с востока.

— Ясно.

— В общем, он переехал сюда, потому что здесь есть река и лес.

— Да. Впрочем, я удивляюсь, что лес еще остался.

— Старый Саэкереш разбирался в колдовстве и, как я понял, его очень беспокоил вопрос сохранения живой природы. Поэтому он велел сажать молодые деревья там, где вырубались старые.

— Понятно. Благородный поступок.

Он пожал плечами.

— В общем, он прибыл сюда и, ну, подготовился, а потом в течение недели вырезал барона Нияли и всех его людей.

— Всех?

— Почти.

— Но несколько колдунов, верных старому барону, спаслись, — заметил я.

Он кивнул.

— И большая часть уцелевших ушла, — добавил я. — Но почему не все они?

— Ваша семья?

— Да.

— Точно не знаю. Старик Саабо был…

— Саабо?

— Такое имя тогда носила семья. У старика Саабо был надел, который он хотел сохранить. Он на все это смотрел так: один, э…

— Гад?

Кивок.

— …просто пришел на смену другому, и трое его сыновей пошли работать на мельницу. Старший сын в достаточной степени с ним согласился, чтобы сменить имя. Наверное, он думал, что оставляет прошлое позади.

— Итак, старый барон, как вы его назвали, не был особенно достойной персоной?

Отец Нойж развел руками.

— Не слышал о нем ничего особенного и не могу заявить, будто он был много лучше или хуже всех прочих.

Я кивнул.

— А другие сыновья? Здесь в округе еще остались Саабо?

— Да, есть одна семья.

— И полагаю, с ними будет все хорошо, пока я держусь от них подальше.

Он опустил глаза.

— Не думаю, что они хотя бы подозревают о вас, господин Мерс. Несколько поколений прошло. Они знают, что были дальней родней той семье, которая, э, которую…

— Убили, — сказал я.

— Да. Мики мне так и сказал: «отец, вы знаете, что мы приходились дальней родней семье Мерс? Ужасное несчастье». — Он развел руками. Кажется, это был его любимый жест. — Они не понимают.

— И вы, разумеется, их не просвещали.

— Нет. Они простые люди.

— Как Михей.

Отец Нойж кивнул. Кажется, иронии он не распознал.

— Итак, — проговорил я, — это была не столько война, сколько, как вы сказали, резня?

Он откашлялся.