Джакомо Казанова. Величайший любовник или авантюрист-неудачник?

Для этого мирового путешественника нет материка. У него нет родины, он не подчиняется никаким законам страны, будучи пиратом и флибустьером своей страсти; как эти последние, он пренебрегает обычаями общества и социальными договорами — неписаными законами европейской нравственности; все, что свято для других людей или кажется им важным, не имеет для него цены. Попытайтесь поговорить с ним о нравственных обязательствах или об обязательствах, налагаемых эпохой, — он их так же мало поймет, как негр метафизику. Любовь к отечеству? Он, этот гражданин мира, не имеющий собственной постели и живущий лишь случаем, пренебрегает патриотизмом.

Стефан ЦВЕЙГ, «Три певца своей жизни»

Казанове было всего «за сорок», а ведь это возраст, в котором многие только начинают осознавать, что детство кончилось, и все только-только начинается. Для Казановы же, похоже, все уже было кончено. Во всяком случае, ничего хорошего его уже не ждало.

В ноябре 1772 года, помотавшись по Италии, Казанова остановился в Триесте, городе, принадлежавшем в то время Австрии. В Триесте он жил экономно, так как у него совсем не было денег, и венецианский консул господин Марко ди Монти, как мог, поддерживал его. Наконец, измученный ностальгией Казанова получил охранное письмо, датированное 3 сентября 1774 года, которое разрешало ему свободное возвращение в родной город.

Глава двадцать пятая. Жалкий доносчик инквизиции

14 сентября 1774 года Казанова уже был в Венеции, и это, как он сам потом признается, доставило ему наслаждение и стало прекраснейшей минутой его жизни.

Когда он, наконец, проснулся, то по расположению солнца, проникавшего сквозь деревянные ставни, понял, что перевалило за полдень. Лежа неподвижно с открытыми глазами, Казанова вслушивался в любимые, такие знакомые звуки Венеции — плеск весла и за ним слабые глухие удары мелких волн о края лодки, оклики гондольеров, пронзительные крики торговцев фруктами и овощами, легкие вскрики стрелой падающих вниз стрижей, непрерывный далекий гул голосов и шуршание подошв по мощеным улицам, с которых давно изгнали лошадей. Только в Венеции приятно вот так лежать и слушать музыку человечества. Казанова лежал, чувствуя слабость и ублаготворенность, словно человек, только что выкарабкавшийся из лап лихорадки и сквозь отступающий туман выздоровления начинающий чувствовать пленительное очарование повседневной жизни. Он что же, забыл Анриетту? Похоже, что да, похоже, что игра вытеснила ее из головы и сердца Казановы, и он уже готов ринуться в любую авантюру, которую пошлет ему этот город-сирена.

Ричард ОЛДИНГТОН, «Единственная любовь Казановы»

Прошло уже почти девятнадцать лет со времени его побега из тюрьмы Пьомби. Ему было под пятьдесят, он чувствовал себя бесконечно уставшим и мечтал лишь об одном — осесть, отдохнуть и получить, наконец, возможность свободно гулять по родному городу.

Казанова немыслим без Венеции, хотя там он провел на удивление малую часть своей долгой жизни.

Иэн КЕЛЛИ, «Казанова»

Первый визит в Венеции он, разумеется, нанес Марко Дандоло, который был, как мы помним, одним из друзей сенатора Брагадина, с которым судьба случайно свела Казанову в далеком апреле 1746 года. Маттео-Джованни Брагадин и Марко Барбаро давно умерли, а Марко Дандоло был старым холостяком и жил в своем дворце, выходящем на Большой канал, в трехстах метрах от площади Сан-Марко.

Как оказалось, в Венеции все очень сильно изменилось. Конечно, Марко Дандоло немного помог Казанове деньгами, но это, как говорится, было лишь каплей в море. Конечно, с голода Казанова не умирал, но для человека, привыкшего к роскоши, к игре по-крупному, к женщинам и высшему обществу две-три сотни ливров в месяц выглядели настоящей нищетой. Это был страшный удар по самому больному его месту — по самолюбию. Надо было срочно что-то предпринимать.

* * *

И Казанова предпринял. В ноябре 1776 года он стал… платным осведомителем (конфидентом) инквизиторов. Кстати сказать, в этом же месяце, 29 числа, в Дрездене умерла его мать, а с учетом того, что 18 декабря 1733 года умер и Гаэтано Казанова, это означало, что теперь наш герой стал круглым сиротой.