Джалита

Возмутится кто-то другой по поводу того, что капиталист выбрасывает рабочих со своего предприятия, ни мало не заботясь о том, куда те денутся сами да ещё с семьями. А он ответит: «Да на том стоим. Нам главное своё удержать, а не вас от голода спасать».

О, читатель возражает и он прав. Умный капиталист так не скажет.

Он станет толково объяснять, что ради развития страны, ради прогресса, в котором слабым не место, ради блага всего народа, кого-то надо и увольнять.

Им — уволенным будет плохо, зато всем остальным будет хорошо.

И ведь не пожалуешься никому, поскольку вся система капитализма такова. Но это я опять так, а про по. Рассказ мой, кажется, о другом.

Утром следующего дня, когда все жители Ялты уже успели развернуть газету «Советский Крым» и кто в курилках, кто за рабочими столами активно обсуждали подробности случая в лесу, в Москве на Старой площади в одном из старинных зданий, занимаемых Центральным Комитетом коммунистической партии, происходила встреча отца Володи — Трифона Семёновича с его партийным товарищем и большим партийным руководителем Григорием Ильичом.

— Я почти всё выяснил, Трифон Семёнович. Кстати, спасибо за звонок. В Крымском обкоме, по-моему, обалдели оттого, что я уже знаю о случившемся.

Но я только спросил пока, что у них произошло без ссылки на твою информацию.

— Можно было и сослаться.

— Да нельзя сразу. Пусть сами немного поработают. И вот ещё закавыка, о которой я тебе говорил — этот ялтинский Овечкин двоюродный брат нашего Николая Орестовича.

— Зав отделом? Петренко?

— Вот именно. Я уже говорил с ним. Он сейчас у себя и хочет с тобой встретиться.

— Та-а-к, — протянул Усатов, — это действительно может быть хуже.

— Нет-нет, не тушуйся. Ты всё-таки без пяти минут академик. Или уже без одной? — Улыбаясь, спросил Григорий Ильич, вспомнив, что присвоение академика Усатову уже дело решённое. — И дело, думаю, не в твоём сыне. С ним всё уладим. Проблема в самом Овечкине. Николай Орестович просто взбешён историей.

— Так, а что там случилось?

— Ладно, он сам скажет. Пошли, а то и он уезжает скоро, и мне надо готовить срочные материалы.

В кабинете Петренко против ожиданий Трифона Семёновича разговор начался довольно спокойно.

Хозяин просторной комнаты поднялся из-за широкого письменного стола, пошёл навстречу, протягивая руку:

— Рад видеть вас, Трифон Семёнович. Жаль, что по неприятному поводу, но давненько не встречались. Как себя чувствуете?

— Пока всё нормально, спасибо.

— Тогда я, извините, сразу к делу. Время ограничено и у меня, и у вас.

Николай Орестович, большой грузный человек с широким типично украинским лицом, вернулся к столу, на котором лежали развёрнутые листы газеты.

— Вот мне уже принесли сегодняшний номер их крымской газеты. Тут успели тиснуть информацию из горкома партии. Пишут, что произошёл случайный самострел. Вроде бы говорить не о чем, но как я понял у вас от сына несколько иная информация. Расскажите, пожалуйста, поподробнее. Только забудьте о том, что этот предисполкома мой родственник. Он, прежде всего коммунист на ответственном посту и должен отвечать за свои действия, какими бы они ни были. Пожалуйста, говорите.

Трифон Семёнович передал сжато рассказ сына.

Николай Орестович слушал, опустив глаза на газетный лист, внешне спокойно. Лишь вздувавшиеся желваки щёк выдавали закипавший внутри гнев.

Наконец он нажал кнопку на телефонном аппарате и сухо произнёс:

— Соедините с Ялтинским исполкомом.

Минута прошла в молчании. Желваки продолжали появляться и исчезать. Раздался зуммер и за ним голос:

— Слушаю.

Петренко заговорил медленно и чётко, слушая ответы и удерживая свой голос на уровне спокойного:

— Здравствуй!.. Докладывай, что ты ещё накуролесил в свой выходной?…

Как это у тебя на всё времени хватает? И ворон стреляете там, и людей заодно, любители природы?… Значит, тебя там в этот момент не было, и встретились вы случайно?… Это всё я уже прочитал в газете… Да успел, как ни странно. Теперь ты мне вот что скажи, ты пил там в лесу?… Нет?

И тут Петренко прорвало. Он грохнул по столу кулаком и закричал уже с явным украинским акцентом в голосе:

— Шо ты брешешь, як брехливый пёс? Я специально спросил про выпивку. Ты ж ничего не понимаешь, шо тебя люди видели. Ты кому там удостоверение разорвал? Или все твои памороки были затуманены так, шо ты и не вспомнишь? Так я тебе скажу. Ты встретил в лесу уважаемого учёного, хоть и молодого. Он у тебя в области, да и во всей нашей стране занимается селекцией винограда, для твоего же хозяйства выводит новые сорта. А ты его пнул потому только, шо был пьян. Сейчас мне отрицаешь это, стало быть, всё в газете враньё.

И ворон вы не отстреливали, и в лесу ты оказался не случайно. Тем более, што, как я помню, директора пивзавода ты мне как-то представлял своим другом. Не хочу слушать тебя больше, да и времени нет, поэтому советую тебе сегодня же найти этого Усатова. Для твоей информации это сын нашего академика.