Джалита

Сейчас он встречал председателя горисполкома, спустившись со второго этажа под тень огромного платана, занимавшего своей лысой пока в зимнее время кроной почти всё воздушное пространство над небольшим двором у старинного здания виноградо-винодельческого института. В летнее и осеннее время от могучей лиственной шевелюры гигантского дерева лужайка под ним, засаженная травой и цветочными клумбами, была всегда темноватой и потому выглядела уютной для любителей разговоров интимного характера. Интимного не в том смысле, что о любви и личных переживаниях, хотя и о них тоже, но в основном о каких-то научных проблемах, которые почему-либо не решаются, о взаимоотношениях между учёными, продвижениях по службе, чёрных шарах при голосовании на защитах диссертаций и просто о жизненных проблемах, обсуждать которые лучше всего не в кабинетах, наполненных штатом сотрудников, имеющих обыкновение вмешиваться своими соображениями в любой спор, а здесь на воздухе, где и подышать приятно, и тихие голоса скрадываются ещё больше шумом листвы да журчанием небольшого фонтанчика, спрятавшегося у опорной стены подъездной дороги.

Когда платан был помоложе, в здании, сложенном из массивных кусков диорита, находилась женская гимназия, которую посещала и знаменитая украинская поэтесса Леся Украинка. Теперь шумные девчачьи голоса сменились на неторопливые научные разговоры.

Ворота института автоматически открылись и к каменному крыльцу, перекрытому от дождя широким козырьком, подкатила чёрная волга председателя.

В зарубежных фильмах, рассказывающих о жизни в Советском Союзе, плохо знающие реальную обстановку авторы, обязательно показали бы, как директор института бросается к машине открывать дверцу, чтобы угодить большому начальнику и обязательно обратился бы к нему, называя должность, то есть что-то вроде «Здравствуйте, товарищ председатель».

На самом деле в жизни всё происходит у нас иначе. Чинопочитание, разумеется, есть, но выражается оно теперь тоньше. Ну, вот сам директор спустился со своего третьего этажа и вышел во двор. Это уже не просто. Далеко не к каждому он пройдёт навстречу с крыльца. Но подбегать к машине не будет, пусть даже начальство гораздо выше. И говорить слово «председатель» было бы в данной ситуации просто нелепо. Они давно знакомы, не один бокал вина вместе опрокидывали в различнейших ситуациях, так к чему же кочевряжиться в официальностях, если можно просто по имени и отчеству?

Нельзя к тому же забывать, что тебя видят твои подчинённые. Они не должны заподозрить директора в потере уважения к самому себе, к званию учёного перед административным лицом любого ранга. Так что встреча во дворе у всех на виду — это как раз хорошо, чтобы видели, что сам городской голова приезжает вот так запросто к директору. Но, понимая важность председателя, ни коим образом не допустимо потерять при этом свою собственную значимость. Встреча ещё не закончится, а научные сотрудники института, случайно оказавшиеся свидетелями, библиотекари, выглянувшие в окно из своего читального зала, лаборантки и техники уже начнут судачить о том, как их директор встретился с важным лицом, кто кому больше почтения оказал. И не пройдёт и дня, как кто-нибудь из почти равнозначных по положению учёных обязательно при встрече скажет:

— Ну, Сергей Юрьевич, слышал, вы сегодня голову принимали. Говорят, вы держались молодцом. Сами почти как министр шли.

Или, не дай бог, кому-то показалось обратное, то и заметят тогда саркастически или с как бы дружеским участием:

— Что-то вы, дорогой Сергей Юрьевич, перед городским начальством так заискиваете? Он же только в городе начальник, а вы как-никак директор головного научного института всей страны. Находимся только в маленьком городке Ялте, а руководим-то всей отраслью.

А третьи могут сказать совсем иначе:

— Что ж это вы нашего председателя исполкома, как простого смертного встретили? Он же городом командует. Мы от него во многом зависим. Понятно, что вы профессор, но его люди выбирали, стало быть, он достоин большего уважения.

Короче говоря, быть директором — это, значит, знать не только свою профессию, которой учился, но и обязательно быть дипломатом. И если тебя снимут с высокого поста, как было с Голодригой, то не за то, что дела не знал, а за прокол в дипломатии отношений то ли с руководством, то ли со своими сослуживцами.

Это Дженеев понимал хорошо и потому встретил Овечкина у крыльца, когда тот вышел из машины, протянул руку и весело произнёс как старому другу:

— Здравствуйте, Владимир Викторович. Рад видеть у нас. А где же ваша свита?

И разводя руками, явно играя на публику, которая могла видеть его из широких окон института, дружелюбно продолжал:

— Мы привыкли вас видеть только с сопровождением…

Между тем у Овечкина было совсем не театральное настроение. Ему как раз не хотелось широкого представления, и он сухо оборвал:

— Я на минутку. По делу. Где мы поговорим?

— Так, понятно, — быстро ответил Дженеев, мгновенно оценив ситуацию, — пройдёмте ко мне.