Джалита

Люди окружили упавшего, разбрасывая ящики в стороны, прибежала девушка, очевидно, его дочь, а мужчина не вставал. Оцепенение Николая Николаевича прошло. Нужно было что-то делать.

Быстро подойдя к собиравшейся толпе, он громко скомандовал:

— Расступитесь, пожалуйста. Пострадавшего немедленно в машину. Здесь рядом больница.

Все действия сразу приобрели направленность. Маруська с выскочившей из сарайчика Аней подняли рыдавшую девушку. Николай Николаевич вместе с одним из молодых людей в спортивном костюме подхватили распластанного на земле неподвижного Лёшку и втащили в «Волгу» на заднее сидение. Второй человек в спортивном сел за руль. Рядом усадили плачущую дочь, и машина сорвалась с места.

Николай Николаевич успел скорректировать направление:

— Едем прямо и налево вверх по просёлочной.

— А разве там проедем?

— Давай! Раз говорю, то, значит, знаю.

Проезд к ливадийской больнице через участок леса оказался значительно короче, чем в объезд по трассе, и буквально через пять минут они были у хирургического корпуса.

Но спасти человека оказалось уже невозможным. Врач констатировал смерть.

Но почему? Что привело к ней? Ведь упавший на голову ящик рассёк лоб, не пробив череп. Мог ли довольно слабый удар свалившегося пустого, пусть даже металлического, ящика быть смертельным?

Николай Николаевич высказал свои сомнения вышедшему из смотрового кабинета врачу, которого хорошо знал. Это был известный в Ялте специалист Лившиц, спасший не один десяток жизней, отличавшийся спокойной уверенной внешностью, тихим голосом, который как ни странно, будто всегда сомневался в чём-то, но, тем не менее, был убедителен. И сейчас в ответ на вопросы горячего молодого работника горкома партии врач пожал плечами и спокойным голосом произнёс обычную фразу: «Вскрытие покажет», а казалось, что он уже знает будущий результат. И Николай Николаевич попытался разубедить знаменитого хирурга, сообщив ему то, что буквально только что дошло до его понимания. Ему вдруг чётко вспомнилась картина и то самое непонятное.

— Александр Маркович, я видел, как всё произошло. Мужчина рванулся вперёд с тележкой. Она задела нижний ящик штабеля, который был перед этим составлен, но, как мне показалось, человек этот стал падать раньше, чем посыпались ящики.

— Споткнулся, возможно, — предположил Лившиц.

— Нет. В том-то и дело, что он опирался на рукоятку тележки и вдруг стал откидываться назад, а сверху ящики. Вы же видели, что удар пришёлся в лоб, а не по темени?

— Да видел, но я не знаю, что там произошло. Вы что же полагаете, что его могли убить?

— Не знаю, честно говоря, но смерть мне показалась странной.

— Спасибо за то, что рассказали. При вскрытии буду повнимательнее. А потом, если хотите, позвоню вам.

Николай Николаевич, успевший сообщить по телефону в горком о случившемся и попросить прислать машину в больницу, забрал с собой всё ещё плачущую девушку и отвёз домой. Проводив её в самую квартиру, увидел в бедно обставленной комнате на маленьком туалетном столике фотографию молодого человека в лётной форме. Но тогда было не до неё. Всё пришло в память и связалось в единую картину значительно позже.

В тот же день вечером Лившиц позвонил в горком партии сообщить Николаю Николаевичу о результатах вскрытия. Он опять тихим вежливым голосом поблагодарил Передкова за рассказ о происшедшем и подтвердил, что смерть наступила не от удара ящиком, а от разрыва сердца, что могло случиться за несколько секунд до удара.

— А что, — поинтересовался он, — там происходило? Может, у него случился нервный стресс?

Николай Николаевич рассказал подробнее о своих наблюдениях, обратив внимание Александра Марковича на то, что сначала Лёшку возмутило слово «стенка», которое напомнило ему о расстреле моряков во время войны, а потом вопрос о том, не доил ли он там сам в это время коров. Последние слова его и взорвали.

— Кстати, — добавил он, — я вспомнил, что он прохрипел: «Это ты там был». Может, он узнал в нём кого-то?

После непродолжительного молчания на линии в трубке опять зазвучал мягкий тихий голос хирурга:

— Возможно, вы и правы. Неожиданные воспоминания или резкие слова могли способствовать смерти, но за это, по-моему, не судят.

Однако Передков не согласился с таким выводом и на следующий день, улучив свободную минутку от массы организационных дел, пошёл в прокуратуру. Тот факт, что он работник горкома партии, имел большое значение. Его везде принимали и слушали.

Прокурору города было лет под шестьдесят. Высок, худощав, подтянут, с проблесками седины в густых чёрных волосах. При виде Николая Николаевича радостно поднялся и протянул для приветствия правую руку, держа в левой трубку телефона и продолжая говорить:

— Так я тебя предупреждаю, Борис Сергеевич, если ты не взял на работу Русскую по причине её национальности, то не усидишь на месте… Если вакансия есть… Я всё понял, но имей это в виду и будь крайне внимателен. Я обязательно проверю.

Положив трубку, прокурор, сел, предложив то же гостю, и, как бы продолжая разговор по телефону, пожаловался: