Джамбул Джабаев. Приключения казахского акына в советской стране. Статьи и материалы

В глазах западных «медиеведов» русская культура и во второй половине XX века оставалась культурой устной, миром интервала, в то время как западный мир делал ставку на пространство, сеть связей между его сегментами и визуальность[355]. Доминанта культуры определялась ухом, акустическими феноменами, которые обращались к чувству и к доиндустриальной архаичной коллективности[356].

Устная традиция помогла на переходе к 1930-м годам ресакрализировать голос основателя, патриарха. Восточный фольклор, использованный в этом процессе, постепенно вытеснялся русскими и украинскими мелодиями, обработанными для симфонического исполнения. Их мелодика разрасталась в мощное звучание, определяющее «sound» советского кино, возвращая традиционную музыкальную культуру XIX века. Эту программу в сокращенной форме представил и фильм о Джамбуле, потеряв на отрезке двадцатилетнего пути энергию развязанного в начале 1930-х годов эксперимента.

Гуннар Ленц Джамбул в кино

В 1952 году, ко времени появления сценария и снятого на его основе фильма «Джамбул», казахский певец, скончавшийся за 6 лет до этого, был уже легендарной фигурой, а для советской фольклористики — эталоном «народного певца». Неудивительно, что авторы сценария (вышедшего, кстати сказать, тиражом 15 000 экземпляров) были выбраны не случайно. При этом Николай Погодин, известный драматург и сценарист, перу которого принадлежит, кроме прочего, литературная основа фильма «Человек с ружьем», явно отвечал за художественное оформление, тогда как А. Тажибаев, один из авторов, насколько нам известно, самой обширной биографии Джамбула Джабаева, очевидно, был привлечен в качестве представителя советского джамбуловедения. Режиссер Дзиган также уже зарекомендовал себя к этому времени фильмом «Мы из Кронштадта». И подбор авторов, и значительный тираж опубликованного сценария, и сам замысел экранизации биографии акына указывают на то, какое значение придавалось фильму прежде всего как канонически авторитетной, последней и непререкаемой версии «жития» главного народного певца СССР[357]. Значение фильма становится яснее, если принять во внимание тот факт, что биографический фильм как особый жанр, отвечавший задаче формирования русско-советского героического пантеона[358], можно считать для советского кинематографа 1945–1953 годов доминирующим. Фильм «Джамбул», рассматриваемый, таким образом, как завершение, а быть может, и кульминация мифологизации казахского акына, следовательно, находится в центре внимания нашего исследования. В дальнейшем нас будут занимать следующие вопросы: какие основные концепты «мифа о Джамбуле» были перенесены в фильм, какое применение они нашли в нем и каким изменениям они там подверглись? Обращение к кино как средству массовой коммуникации, с одной стороны, делало возможным воздействовать на более широкую аудиторию, а с другой стороны, ставило авторов перед задачей рекомпозиции биографического нарратива в согласии с киноязыком. Не теряя эффекта достоверности излагаемых событий, нужно было сделать содержание фильма доступным восприятию публики, не обладающей специальными знаниями о жизни и творчестве казахского певца. Внимательный анализ перевоплощения материала множества статей и монографий о жизни и творчестве Джамбула, а также переводов его сочинений[359] в иномедиальную форму кинопроизведения открывает, как нам представляется, возможность глубже понять как специфику данного фильма, так и существенные элементы «мифа о Джамбуле»[360].

Народный певец

Одним из центральных мотивов «мифа о Джамбуле» является стилизованный образ «народного певца». Фигура «советского акына» — наследника традиций казахского фольклора — должна была стать своего рода персонификацией укорененности соцреалистического искусства в многовековой традиции народного творчества.

В фильме этот концепт зримо представлен в виде вполне простого расположения персонажей: Джамбулу и его учителю Суюмбаю как представителям связанного с народом фольклора противопоставлены Шаймухаммед и его покровитель Кадырбай как представители феодального порядка. Начальная сцена фильма показывает Суюмбая на смертном одре. Певец, уважаемый всеми слоями народа, легко расшифровывается зрителем — это воплощение самой традиции народного творчества. В этом качестве передает он свою домбру Джамбулу, провозглашая его тем самым своим преемником, и оставляет ему наказ: «Пусть слезы народа будут твоими слезами, пусть счастье народа будет твоим счастьем»[361]. Это не что иное, как краткое содержание «мифа о Джамбуле» и самого фильма: страдания Джамбула как народного певца до Октябрьской революции и его счастливое творчество после прихода к власти большевиков.