Джанетта

Лепить руку с гипсовой модели было вовсе не трудно, и я быстро выполнила задание. Мне даже показалось странным слышать похвалы за такую работу.

Пока я лепила руку, в комнату вошли несколько дам и начали рассматривать рисунки, висевшие на стенах. Из их разговора я поняла, что при школе существуют вечерние классы для учениц, значительно продвинувшихся в рисовании и лепке. Раз в месяц им задается тема, над которой они и работают. На этот раз было задано изобразить «горе». Все рисунки на стене были посвящены этой теме.

Но мне ни один из этих рисунков не понравился. Зато я вспомнила сцену, которую однажды видела в храме, в Комо: к мраморному изваянию умирающего Христа подошла какая-то женщина – крестьянка с ребенком на руках – и тихо опустилась на колени. Я заметила тогда выражение страшной усталости и тоски на ее лице. Казалось, ей стоило нечеловеческих усилий просто держаться на ногах. Ребенок спал, улыбаясь, завернутый в лохмотья. А женщина устремила свой взор на мраморный лик Спасителя. Она не шевелилась и даже не произносила никакой молитвы. Глаза ее были сухи, но лицо и вся поза изображали такое безысходное горе, такую тоску, что я долго не могла забыть этой картины: женщина, стоящая на коленях, с ребенком на руках, в пустом храме. Эта сцена так живо вспомнилась мне теперь и так завладела моим воображением, что я почувствовала, что не успокоюсь, пока не вылеплю свое «горе».

Возвращаясь домой из школы, я добыла скульптурной глины и, посвятив Рут в свое намерение, уговорила ее вставать каждое утро пораньше и до ухода в школу служить мне моделью.

Целую неделю я работала не покладая рук и, наконец, смогла воплотить тот образ, который не давал мне покоя. Рут и Хильда были в восторге и вошли в тайный сговор, в который посвятили и меня. Они решили потихоньку выставить мою статуэтку в школе, среди работ, выполненных на заданную тему. Меня никто в классе не знал и не обращал внимания, пока я скромно лепила в своем уголке модель руки.

И вот мою статуэтку поставили рядом с работами других учениц. Ее появление всех удивило, никто не мог и предположить, откуда она взялась. Осмотр работ происходил во время вечерних занятий. Мы на них не присутствовали, но на следующее утро, придя в школу, сразу заметили, что ученицы взволнованно о чем-то перешептываются между собой.

– Что случилось? – спросила Хильда одну из молодых девиц.

– Да вот, учитель непременно хочет знать, кто сделал статуэтку, которая выставлена с ученическими работами.

– Вот она – виновница, – объявила Хильда, указывая на меня.

– Какой вздор! – воскликнула девушка. – Учитель сказал, что тут видна рука мастера.

– Пойдемте к нему, – возразила Хильда и, схватив меня за руку, потащила в класс, где учитель занимался со старшими ученицами.

– Вот, сэр, – воскликнула Хильда, – та ученица, которая сделала статуэтку «Горе».

Ученицы побросали свои работы и уставились на меня как на что-то невиданное, и учитель тоже, поправив очки, оглядел меня с ног до головы.

– Сколько вам лет? – спросил он.

– Почти четырнадцать, – отвечала я, прибавив себе годы и чувствуя, что краснею.

– Она итальянка, – заметила Хильда, – и занималась лепкой самоучкой с самых ранних лет. Правда, Джанетта?

– Правда, – пробормотала я, все более и более смущаясь.

Учитель посмотрел на меня недоверчиво.

– Предложите ей что-нибудь вылепить прямо сейчас, – не унималась Хильда, – она работает очень быстро.

– Хорошо, – согласился учитель. – Ну вот, попробуйте-ка теперь сделать другую фигуру. Вы изобразили горе, теперь изобразите радость.

– Я не сумею, пожалуй, – отвечала я. – Мне так трудно представить себе радость, а горе я знаю хорошо, его я видела.

– Вот как, – заметил учитель, ласково улыбнувшись. – Но я надеюсь, не всегда так будет. А вы все-таки попробуйте.

– Но у меня нет модели…

– Мы постараемся найти модель.

На следующее же утро я принялась за работу. Я представила себе лицо Маргарет, бегущей навстречу отцу, и она явилась для меня воплощением радости. Я думала о ней не переставая во все время своей работы, представляла себе выражение ее лица, и оно рисовалось мне так живо, что работа быстро подвигалась вперед.

Учитель остался очень доволен и хвалил мои способности. Как раз в тот момент, когда он рассматривал мою оконченную работу и давал некоторые указания, в класс вошла миссис Девоншир.

– Так вот ты где, малютка, – сказала она, увидев меня в переднике и выпачканную глиной. – Вижу, что ты довольна. Это очень хорошо. Значит, теперь и речи не может быть о том, чтобы ехать в Ирландию, не правда ли?

Инструмент, которым я сглаживала неровности глины, выпал у меня из рук.

– Когда отец уезжает в Ирландию? – спросила я дрогнувшим голосом.

– В конце недели.

Она ушла, оставив меня в смятении. Я сказала учителю, что мой отец уезжает в Ирландию и что я должна ехать с ним.

– Очень жаль, – заметил он. – У вас есть талант, который необходимо развивать. Вашему отцу не стоило бы увозить вас, вам надо учиться.

– Да он и не хочет увозить меня, – возразила я грустно. – Это я хочу ехать с ним.

– Вы не хотите учиться?