Джанни

– Мы вложили в тебя колоссальные средства. И нам не хотелось бы, чтобы с тобой что-то стряслось, или…

– Разве я ребенок?

– В этом городе полно опасностей, которые ты еще просто не в состоянии понять. Хочешь работать с этими музыкантами, работай. Но не исчезай бесследно. Понятно?

Он кивнул, потом сказал:

– С пресс-конференцией придется подождать. Я изучаю эту музыку. И, может быть, в следующем месяце буду дебютировать. Если нам удастся заполучить место в хорошей программе «Квонча».

– Вот значит, кем ты решил стать? Звездой рок-форсажа?

– Музыка всегда музыка.

– Но ты – Джованни Баттиста Перголези… – Тут меня охватило ужасное подозрение, и я скосил взгляд в сторону «Святых духов». – Джанни, ты случайно не сказал им, кто ты…

– Нет. Это пока тайна.

– Слава богу. – Я положил руку ему на плечо. – Ладно, если это забавляет тебя, слушай, играй и делай, что хочешь. Но господь создал тебя для настоящей музыки.

– Это и есть настоящая музыка.

– Для сложной музыки. Серьезной музыки.

– Я умирал с голода, сочиняя такую музыку.

– Ты опередил свое время. Теперь тебе не придется голодать. Твою музыку будет ждать огромная аудитория.

– Да. Потому что я стану балаганным дивом. А через два месяца меня снова забудут. Нет, Дейв, grazie [спасибо (ит.)]. Хватит сонат, хватит кантат. Это не музыка вашего мира. Я хочу посвятить себя рок-форсажу.

– Я запрещаю это, Джанни!

Его глаза сверкнули, и я увидел за хрупкой, щегольской оболочкой что-то стальное, непоколебимое.

– Я не принадлежу вам, доктор Ливис.

– Я дал тебе жизнь.

– Как и мои родители. Но им я тоже не принадлежал.

– Ладно, Джанни. Давай не будем ссориться. Я только прошу тебя не поворачиваться спиной к своему таланту, не отвергать дар, которым наградил тебя господь для…

– Я ничего не отвергаю. Просто трансформирую. – Он выпрямился и произнес прямо мне в лицо: – Оставьте меня в покое. Я не буду вашим придворным композитором. И не стану сочинять для вас мессы и симфонии.

Никому они сегодня не нужны, по крайней мере новые, а старые слушает лишь горстка людей. Для меня этого недостаточно. Я хочу славы, capisce? Я хочу стать богатым. Ты думал, я всю жизнь проживу балаганным чудом, музейным экспонатом? Или научусь писать этот шум, который называют современной классикой? Мне нужна слава. В книгах пишут, что я умер нищим и голодным.

Так вот, когда ты умрешь один раз нищим и голодным, когда поймешь, что это такое, тогда приходи, и мы поговорим о сочинении кантат. Я никогда больше не буду бедным. – Он рассмеялся. – В следующем году, когда мир узнает обо мне, я соберу свою собственную рок-форсажную группу. Мы будем носить парики, одежду восемнадцатого века и все такое. Группа будет называться «Перголези». Каково? Каково, Дейв?

Джанни настоял на своем праве работать со «Святыми духами» ежедневно после полудня. О'кей. На рок-форсажные концерты он ходил почти каждый вечер. О'кей. Говорил, что выйдет в следующем месяце на сцену. Даже это о'кей.

Он забросил сочинительство и не слушал ничего, кроме рок-форсажа.

О'кей. У него просто очередная фаза, сказал Сэм. О'кей. Я вам не принадлежу, сказал Джанни.

О'кей. О'кей.

Я позволил ему поступать, как он захочет. Спросил только, за кого его принимают эти парни из рок-группы и почему они взяли его к себе так быстро.

– Сказал им, что я просто богатый итальянский бездельник, – ответил Джанни. – Я их очаровал, понятно? Не забывай, я привык добиваться расположения королей, принцев и кардиналов. Так мы, музыканты, зарабатывали себе на жизнь. Я их очаровываю, они слушают мою игру и сразу видят, что перед ними гений. Все остальное просто. Я буду очень богат.

Спустя три недели после начала его рок-форсажной фазы ко мне обратилась Нелла Брандон.

– Дейв, он принимает слайс.

Странно, что меня это удивило. Но ведь удивило же.

– Ты уверена?

Она кивнула.

– Это уже заметно по анализам крови, мочи и графикам обмена веществ.

Возможно, он делает это каждый раз, когда играет с группой. Вес стал меньше, формирование красных кровяных телец замедляется, сопротивляемость организма падает. Ты должен с ним поговорить.

Я отправился к нему немедленно.

– Джанни, я уже давно бросил переживать из-за того, какую музыку ты играешь, но раз дело дошло до сильнодействующих препаратов, я вынужден вмешаться. Тебе еще далеко до полного выздоровления. И не следует забывать, что всего несколько месяцев назад по тому времени, что отсчитывает твой организм, ты был на грани смерти. Я не хочу, чтобы ты угробил себя.

– Я тебе не принадлежу, – снова произнес он угрюмо.

– Но у тебя есть передо мной кое-какие обязательства. Я хочу, чтобы ты продолжал жить.

– Слайс меня не убьет.

– Слайс убил уже очень многих.