Судя по посыпавшимся со всех сторон из всевозможных источников подробностям (стоило только дернуть за веревочку), задиристый Жак был человеком сверхнеординарным. Эффектна долгая, извилистая жизнь психиатра: споры, скандалы, дискуссии, излечение киноидола Раджа Капура от подсознательных страхов, увлечение чокнутым каталонцем Сальвадором Дали, восторженное почитание Пикассо, не менее восторженное – Анри Бретона и обоготворение правдолюбца Спинозы. Как всякий без меры одаренный талантами человек, Лакан вникал во все области – от медицины до живописи. Его считали самобытным философом. Эффектны лакановские афоризмы (желающих ознакомиться с глубокомыслием психиатра смело отправляю в Интернетную пучину: там все есть). Люди, сведущие во фрейдизме, восхищаются следующими замечаниями: «Бессознательное – это та глава моей истории, которая содержит белое пятно или ложь». Или: «Бессознательному, чтобы обнаружить себя, требуется время». Более понятны для простых смертных рассуждения типа: «Веками оставались неразрешимыми вопросы, ясные сегодня десятилетнему ребенку», «Мир слов порождает мир вещей», «Ненависть, как и любовь, является безграничным поприщем», «Маленькие винтики всегда подходят к маленьким отверстиям, но случаются аномальные ситуации, когда маленькие винтики перестают соответствовать маленьким отверстиям», «Психоанализ подобен искусству хорошего мясника, с умением разделывающего тушу животного, разделяя суставы с наименьшим сопротивлением» и проч., и проч. Уподобляясь Наполеону, Лакан рассыпал подобные максимы с непринужденной легкостью. Эффектны его сеансы, во время которых маэстро без устали экспериментировал с пациентами (за подобные опыты старину Жака в конце концов исключили из Международной психоаналитической ассоциации). Эффектны последние слова умирающего (вполне сопоставимые с «Франция… армия… авангард»): «Я настаиваю на своем… я ухожу».
Лакан наплодил когорту завистников – верный признак успеха! Честолюбцы-коллеги, всю жизнь свою положившие на строительство лестницы в собственное бессмертие, исписавшие тонны бумаги, но, увы, никем не замеченные, брюзжали: «Лакан – счастливчик! Такие, как он, обронят всего лишь парочку фраз либо выступят в нужное время в нужном месте со своим манифестом – и оказываются “в дамках”». Что же, недруги правы: Жак, вне всякого сомнения, был любимчиком Бога. Вокруг его речи 9 октября 1967 года до сих пор бурунами вскипают споры. К началу XXI века его удосужились перевести и на русский. В нашем Отечестве лакановские почитатели с восторгом приветствуют кредо мастера, которое, подобно любому великому лозунгу («Вся власть Советам!», «Долой империалистическую войну!», «Земля – крестьянам, фабрики – рабочим!»), выражено исключительно кратко: «Воображаемое – символическое – реальное» (знающие поймут, о чем речь). Есть и те, кого при одном упоминании о кудеснике принимается терзать благородная ярость. Лакана штудируют, цитируют, передергивают и перевирают. С ним по-прежнему спорят, по-прежнему пытаются разгадать тайну его вдохновения, заставлявшего стекаться на его лекции целые сонмы студентов. Впрочем, в энергии г-на Лакана, вполне годной для того, чтобы в течение многих лет питать электричеством такое прожорливое чудовище, как Париж, нет никакой тайны: во все времена рождались пассионарии, которых еще в материнской утробе солнце (этот заботливо созданный Богом термоядерный реактор) награждало невиданной жизненной силой. Великая тайна лишь в том, отчего отпрыски торговцев уксусом и банкиров, вместо того чтобы законно наследовать теплые родительские кресла, режут под корень уготованную им судьбу, сродняясь с мольбертами, пишущими машинками, концертными роялями, лабораториями в Гарварде или обсерваториями в Перу.