Джаз в Аляске

Пикерас выдвинул ящик стола и недовольно бросил на стол револьвер системы Кольта и пачку табака, а сам продолжал рыться в своем беспорядочном хозяйстве.

– Они должны быть где-то здесь… Прямо здесь… Да вот же они, контракты.

Пикерас с видом победителя ткнул пальцем в третий параграф. Первая неделя объявлялась испытательной для обеих сторон: в течение этого времени музыканты имели право уехать, если им что-либо не понравится. Однако, как только этот срок истекал, контракт становился бессрочным – до того момента, когда обе стороны договорятся его расторгнуть. Минимальный срок – один год. Последнее слово оставалось за Пикерасом.

И слово это лежало на столе: револьвер системы Кольта.

– Буду с вами откровенен. У меня нет ни малейшего понятия о музыке. Но вот что я вам скажу: вы в этом городе – уже, в общем-то, люди с именем. Местные газетчики вас нахваливают. Точно не знаю почему, но главное, что вы нравитесь. При вас дела у меня идут хорошо, Боб. Клубная касса пухнет как на дрожжах, и я не собираюсь так просто вас отпускать.

Пикерас снова вдохнул дым и пригладил зализанные назад волосы. Потом поднялся из-за стола и начал прохаживаться из стороны в сторону мелкими шажками закованной в панцирь черепахи, изображая задумчивость. Пистолет так и лежал на столе. Револьверный барабан и дверь-вертушка. Бобу стало интересно, живет ли в этом барабане хоть одна пуля. Он не мог быть пустым, если доверять даже половине слухов, ходивших по городу о Пикерасе. Не стоило подвергать их сомнению.

– И все же мне не по душе принуждать людей. Я все думал, как бы уладить возникшее недоразумение… Мы наверняка сможем разыграть наш вопрос на бильярде.

Боб и Николас в нерешительности переглянулись.

– Если выиграете, я даю вам десять тысяч долларов наличными и вы получаете свободу.

– А если выиграешь ты?

– Если я выиграю, вам придется остаться.

– И это все?

– Мне казалось, идея вам не понравилась.

Теперь Доктор выглядел возбужденным, его неожиданно развлекла мысль о партии на бильярде. Николас тотчас же переложил всю ответственность на Боба. Хотя тот уже много лет не подходил к столу, в свое время у него получалось совсем неплохо. Он решительным жестом снял шляпу и бросил ее рядом со своим замшевым плащом, на один из этих пыточных стульев. Замшевый плащ был единственной вещью, сумевшей пережить парижскую катастрофу. Пикерас передал Бобу треугольник:

– Предоставляю эту честь тебе, Боб.

Доктор скинул пиджак и закатал рукава на рубашке, соблюдая абсолютную симметрию. Расставляя шары, Боб заметил, что одного не хватает и треугольник неполный. На вопросительный взгляд музыканта Пикерас ответил саркастической ухмылкой, в которой сквозила мстительность; глаза у Доктора Ноунека блестели, словно он годами накапливал готовые скатиться слезы, словно вся его сдержанность давалась ему через силу, была только данью стилю. Или же попросту в прошлой жизни он был крокодилом, а от прежних повадок не так-то легко избавиться. Пикерас был одним из тех людей, которые с куда большим удовольствием плескались бы в болоте, скользя по мутной воде. Вот отчего он выбрал ту жизнь, которую выбрал.

– Тот шар я использовал, чтобы закрыть один старый должок. Не хватает одного полосатого. В традициях этого дома – играть без одного шара. Вопросы будут?

В голове Боба Иереги возник зримый образ – автопортрет Ван Гога. У него были всё те же красные глаза и заляпанное грязью лицо, однако теперь, в отличие от их последней встречи, горло у старика Винсента ощутимо раздулось – точно его заставили проглотить что-то круглое и тяжелое. И тогда Боб осознал, что ему не по силам тягаться с Пикерасом и что, даже если удача окажется на его стороне, ему определенно не следует выигрывать эту партию. Первым условием для побега из этой мышеловки было остаться в живых. И Бобу совершенно не хотелось менять традиции в доме Доктора, чтобы после него играли уже без двух шаров.

Им оставалось только ждать.

Intermission [26]

– В последнее время я чувствую себя точно запертым внутри картины Хоппера.[27] Ты ведь знаешь, кто такой Хоппер?

– Он висит над стойкой бара.

– Именно.

– Я – девушка в красном платье А ты кто такой: официант, или тот посетитель, что сидит с девушкой, или тот, что сидит один?

– Мне грустно, что ты больше не умираешь в постели, как раньше.

– Ну ты-то ведь умер? Чего же тебе еще?

– Чтобы ты умирала со мной.

– Не понимаю, почему это так тебя заботит. У меня был плохой день, вот и все. Этот месяц для нас обоих был нехорош.

– Много плохих дней – это еще не месяц. Это нечто печальное, что приходится взваливать на плечо каждое утро, когда просыпаешься.

– Боб, ты преувеличиваешь. Секс не настолько важен.

– Это когда идут хорошие дни.

– Ты пытаешься мне что-то сказать?

– Если бы не пытался, молчал бы.

– Вы, мужчины, с ума сходите из-за этого дела.

– Сейчас я говорю не о сексе.

– Тогда о чем же?

– О том, что мы задыхаемся в этом городе, Клара. Мы, черт возьми, задыхаемся. У нас удушье.

– Тогда почему бы нам не уехать в Нью-Йорк?

– Я тебе тысячу раз объяснял.