Джаз. Великая история империи греха и порока

«Погасли огни в кабаках, – писала “Пикайюн”, – умолкла музыка в дансингах, чернокожие, которые танцевали, пели и играли в карты, разбежались во мраке. Некоторые спрятались в подвалах домов… [другие] пытались укрыться в отхожих местах и под цистернами с водой».

Когда Бадди Болден играл в клубе «Большие 25» на Франклин-стрит с ансамблем Большого Билла Пейтона: с Пейтоном на аккордеоне, «Большеглазым» Луи Нельсоном на кларнете и контрабасе, Джибом Гиббсоном на гитаре и еще несколькими музыкантами, в клуб, по словам Нельсона, забежала женщина, которая предупредила, что в «Округ», как называли тогда Сторивилль, направляется разъяренная толпа. Нельсон хотел покинуть заведение в ту же минуту, но Пейтон успокоил его. «Ай, ничего такого в Новом Орлеане еще не бывало, – сказал Пейтон, – и сегодня тоже ничего не будет». Он велел оркестру продолжать играть. Но музыканты услышали выстрелы, и поднялась паника. «Я сидел в дальнем конце сцены и играл на контрабасе, – позже вспоминал Нельсон. – Все ребята кинулись на меня, пытаясь отбежать подальше от двери. Они так на меня навалились, что мой контрабас разбился в щепки, а я отлетел в другой конец зала»[251].

Музыканты и посетители клуба вылезли через заднее окно в переулок за клубом, но обнаружили, что туда уже стекаются белые бунтовщики. Поэтому они побежали в другую сторону.

«Мы с Болденом и Гиббсоном бежали вместе, – продолжал Нельсон. – Мы думали, что Жози Арлингтон впустит нас в свой бордель на Бейсин-стрит. [Но] когда она увидела, кто мы, она хлопнула дверью, заперлась и закричала. Поэтому мы свернули на стройплощадку, перелезли через забор и побежали по Бейсин-стрит. Мы уже сбросили рубахи, а Болден оставил свои часы висеть на стене около сцены. Нас легко могли убить, но к счастью, мы успели добраться до дома нашего друга и наглухо заперлись там».

Буйство продолжалось всю ночь в Округе, Французском квартале и других районах, где можно было встретить чернокожих. Было ясно, что у бунтовщиков была лишь одна кошмарная цель. «Ими двигало только одно – желание убивать негров, – как выразилась “Пикайюн”. – Всех черных, встречавшихся на пути, они избивали и пристреливали»[252]. И, несмотря на это, полиция Нового Орлеана никого не арестовала.

К утру трое чернокожих были жестоко убиты, шестеро получили тяжелые травмы. Еще около пятидесяти человек были ранены, в том числе пятеро белых, двое из которых были ранены по ошибке, троих избили или застрелили просто потому, что возмутились бессмысленному насилию[253]. Опасаясь, что беспорядки не утихнут на следующие сутки, мэр Пол Кэпдевилль, поправлявшийся после болезни за городом, вернулся в Новый Орлеан. Он приказал закрыть все салуны в городе и потребовал собрать особое добровольческое ополчение из пятисот человек, чтобы подавить беспорядки. К вечеру в его распоряжении было в три раза больше человек, среди которых оказались сотни влиятельнейших граждан города. Это неудивительно, ведь бизнес в Новом Орлеане попросту застопорился: толпы новоорлеанцев – как черные, так и белые – покинули свои рабочие места, мятеж негативно отразился даже на рынке услуг по обеспечению безопасности. Необходимо было что-то предпринять. «Лучшие из белых горожан, – по словам Иды Уэллс, – начали понимать, что Новый Орлеан, находящийся в руках толпы бунтовщиков, не привлечет инвестиции с востока. Поэтому они решились действовать – не для того, чтобы наказать мучителей негров, а чтобы спасти репутацию города»[254].