Джебе – лучший полководец в армии Чигизхана

– Я не буду выяснять, кто это сказал… Но, предупреждаю, что если еще хоть раз услышу такую сплетню в любом курене, и не только о Джебе, но и о Субудее, и о Джелме, то – клянусь, найду клеветника, и сам отрублю ему голову. И это будет не по степным обычаям, – он немного помолчал, передохнул и продолжил:

– Хорошо, что вы не упоминаете Бельгутея. Боитесь тронуть моего брата. А он и есть мой любимчик. Все остальные только командиры. И ко всем я отношусь так, как они этого заслуживают, – и ещё не остыв, резко махнул рукой: – А сейчас – все свободны.

Домой Чиркудай ехал неторопливо, в темноте, в окружении полусотни нукеров. К нему присоединились Субудей со своей свитой и Тохучар. Они долго молчали. Чувствовалось, что Тохучар был благодарен друзьям – они не спрашивали его о семейных делах. И он первый подал голос:

– Завистники и лентяи…

– Нужно менять тысячников, – сурово заметил Субудей. – Ими должны быть верные люди. Хотя Темуджин и не хочет назначать командирами своих братьев, нужно настоять, чтобы он их поставил.

– Они же все – и Темуге-отчигин, и Хачун-беки – в его тысяче сотниками, – негромко сказал Тохучар. – У одного Бельгутея свой полк.

– Правильно. Они не тысячники, а сотники, – заметил Субудей. – Ты знаешь, что у матери Темуджина есть приемные сыновья? Скоро они станут мужчинами. И Темуджин считает их своими братьями.

– Ты, о мерките Хучу, и белом арате Шаги-хутух? – поинтересовался Тохучар.

– О них, – подтвердил Субудей. – А ещё подрастают сыновья Темуджина Джучи, Угедей и Чагадай, – Субудей замялся: – Хотя они еще мальчишки, но уже ходят в строю в тысяче Темуджина.

– Давайте в следующий раз предложим его братьев в тысячники, – загорелся Тохучар.

– Нам нельзя, – окоротил друга Чиркудай. – Мы его любимчики.

– Я предложу, – неожиданно из темноты подал голос Газман. – Я – никто. В меня не ткнут пальцем.

– Я тоже скажу об этом, – Чиркудай узнал голос Бариба, заместителя Субудея.

– Предложите, – согласился Субудей. – И сделайте это завтра.

В курене Тохучар молча отвалил в сторону и поскакал к своей юрте. Старухи, в общей гере, не было.

– Опять к Тохучару побежала, – усмехнулся Субудей, снимая амуницию. Он подсел к котлу, и как-то необычно посмотрев на Чиркудая, спросил:

– Тебе бывает жалко человека, которого убил?

Чиркудай неуверенно пожал плечами и с расстановкой ответил:

– Не знаю… Не думал об этом.

– А мне не жалко, если он враг, – жёстко сказал Субудей, наливая кумыс в две чашки. – Я на них злюсь и поэтому не жалею. А ты умеешь злиться?

– Нет, – честно признался Чиркудай.

– Ты не умеешь смеяться, – задумчиво начал Субудей и неожиданно спросил: – Когда это началось?

– Что?

– То, что ты такой спокойный.

Чиркудай подумал, и вяло пробормотал:

– Мне кажется, что я таким был всегда.

– Нет! – уверенно заявил Субудей. – Ты не мог таким родиться. Ты же человек! – он помолчал и поинтересовался: – Кто твои родители?

– Я не знаю.

– Ты совсем их не помнишь?! – удивился Субудей.

– Помню, как меня взяли за шиворот и бросили в арбу… А потом привезли в ваш курень…

Субудей непонимающе покрутил головой:

– Но ты помнил, что тебя звали Чиркудай?

– Да. Я и сейчас Чиркудай.

– А как ты относишься к имени Джебе?

Чиркудай задумался и медленно ответил:

– Когда я командую, наказываю, или убиваю, я – Джебе. А когда сам с собой, то – Чиркудай.

– Значит, Чиркудай не может командовать и убивать?

– Не может, – согласился Чиркудай.

– Но Темуджин назвал тебя Джебе уже здесь! А ты сам рассказывал, что убивал и раньше.

– Темуджин назвал именем Джебе того, второго, который ещё раньше появился во мне. После тюрьмы в Уйгурии.

Субудей жевал мясо и, запивая кумысом, обдумывал услышанное. Через некоторое время он стал уточнять:

– А Чиркудай не мешает Джебе, у тебя внутри?

– Нет, – ответил Чиркудай. – Внутри я всегда – Чиркудай. Джебе мой слуга.

– Понятно… А в шахматы кто играет?

– Джебе, – не раздумывая сказал Чиркудай.

Субудей вытащил шахматную доску и стал расставлять фигуры:

– Ты знаешь, что не похож на нас, на аратов?

– Знаю. Мне об этом говорил Худу-сечен.

Субудей покивал головой и добавил:

– Для меня ты всегда был и есть Чиркудай.

– Я для себя тоже всегда Чиркудай.

Субудей усмехнулся, и протянул два сжатых кулака другу, в которых были спрятаны черный и белый воины, предлагая выбирать цвет его войска.

На следующий день на совещании ни Газману, ни Барибу не пришлось предлагать кандидатуры братьев Темуджина в тысячники. Он сам, в начале совещания, назвал троих нерадивых командиров и сказал, что они переведены в простые нукеры, После чего приказал им уйти с совещания.

Свергнутые, вскочили на ноги и, ушли, с угрюмым видом. Вскоре послышался топот копыт. Все молчали, понимая, что на их глазах произошло унижение гордых аратов.